Аччелерандо - [171]

– Валяй! – с готовностью откликается кошка и ненадолго замолкает. – Но ты же в курсе, что операция, которую я хочу провернуть на тебе, деструктивная?

– А? В смысле?

– Смотри. Я делаю твою рабочую копию. Я, мур-мур, подсовываю ее инопланетному пакету данных в песочнице. В конце запуска песочница разрушается, оставляя после себя лишь один бит информации – «да» или «нет» в ответ на вопрос, заслуживает ли посылка моего доверия.

– Ой. – Манфред покрывается испариной. – Ой-ей. Что-то мне это не нравится.

– Да это же всего лишь копия. – Кошка снова как бы пожимает плечами. – И ты вот – копия, и Мэнни – копия. Ты столько копий наплодил, что просто ошизеть можно. Ты же знаешь, что все атомы твоего тела за несколько лет обновляются? Ну да, какая-то копия тебя погибнет, прожив жизнь или даже несколько жизней, в моей коробке – уникальный и неповторимый опыт, о котором ты сам никогда и не узнаешь. Но разве для тебя это имеет значение?

– Еще как имеет! Ты хочешь приговорить какую-то версию меня к смерти! В этом-то теле я останусь, отлично, но другой «я» умрет! Неужели ты не можешь…

– Нет. Не могу. Если соглашусь извлечь копию из песочницы при положительном заключении о надежности, у нее будет мотив солгать. Кроме того, если я соглашусь спасти копию, я таким образом предоставлю посылке канал обратной связи, в который можно закодировать атаку. Один бит, Манфред. Не более.

– Кхм. – Манфред замолкает, понимая, что нужно хотя бы попытаться придумать для кошки какую-нибудь отговорку. Но хитрая бестия наверняка просчитала все возможные варианты его ответа – и придумала стратегию успеха на случай каждого из них. – А какая у Памелы во всем этом роль? – спрашивает он.

– Она – оплата твоих услуг, – говорит Неко с ангельской безмятежностью. – У меня на диво хорошая память на людей – особенно на тех, что терлись бок о бок со мной десятки лет кряду. Тот примитивный эмоциональный аналог ушата холодной воды, который я на тебя обрушила, давно уже не при делах. Вот эта версия, которую я с чистой душой вручаю тебе, – гораздо круче.

– Да ты хоть знаешь, каково это – умереть? – спрашивает Памела, теряя контроль над собой. – Может, просветить тебя? Перестань говорить обо мне как о какой-то игрушке!

– А ты что, не игрушка, значит, да? – Кошка жутко ухмыляется, демонстрируя всем собравшимся вокруг нее иголки зубов. Почему она не прибьет ее? – гадает смущенный отсутствием у себя всякой негативной реакции на коварную тварь Манфред. – Скрестить тебя с Манфредом было, по общему признанию, прекрасной работой с моей стороны, но ты была ему противопоказана в его пиковые творческие годы. Счастливый Манфред – это ленивый Манфред. Так что я стрясла с него еще немножко яблочек, разлучив вас, а к тому времени, как он выгорел, появилась Эмбер. Но это все пустая болтовня. Вернемся к делу. Если вы дадите мне то, что я хочу, – так и быть, оставлю вас в покое. Вот так вот. Растить новые поколения Масхов – отменное хобби, из вас получаются любопытнейшие питомцы, но в конечном счете упрямый отказ наплевать на собственную человечность делает вас… непродуктивными, скажем так. Внемлите моему предложению – дайте мне убить одну из копий Манфреда в песочнице, дайте ему побыть моим оракулом Тьюринга – и я даю вам волю. Даже тебе, Памела. На этот раз вы все будете счастливы вместе, я не стану никого разлучать. Обещаю также, что не вернусь по души ваших потомков. – Кошка поглядывает на Сирхана и Риту, в страхе обнимающих друг друга, и Манфред понимает, что чувствует нависший над ними дамоклов меч неохватной алгоритмической сложности Кошки. Над их домом она возвышалась, подобно цифровой цитадели кошмара.

– Вот и все, что мы для тебя значим? Зверушки для разведения? – холодно уточняет Памела. И на нее это давление подействовало, осознает Манфред с растущим чувством ужаса. Кошка взламывает наши апгрейды и подавляет волю. Неужели мы действительно расстались по ее велению? В это с трудом верится, да и Манфред – слишком реалист и не принимает все кошачьи слова за чистую монету. Кошка говорит правду тогда, когда это ей по каким-либо причинам выгодно.

– Не совсем. – ИИНеко раздувает бока от самодовольства. – Возможно, до того, как я самостоятельно осозналась, вы значили для меня нечто большее. Но к чему излишний драматизм? Вы, люди, и сами держите домашних животных. С вами, замечу, было весело играть.

Памела вскакивает, уязвленная до глубины души. Не осознавая до конца, что делает, Манфред и сам поднимается на ноги, подскакивает и обнимает в знак защиты.

– Скажи мне, хотя бы наша память – настоящая? – требовательно спрашивает он.

– Да не верь ей! – плюется Памела. – Она – не человек, и она нам лжет!

– Все с памятью в порядке, – говорит Неко и зевает. – Ну давай скажи еще раз, что я лгу, сучара, – насмешливо добавляет она. – Я так долго носила тебя в голове, что сейчас знаю точно: доказательств против меня у тебя ноль целых хрен десятых.

– Но я… – Памела обнимает Манфреда за талию – в ответ. – Я не испытываю к нему ненависти. – Тут она смеется на диво печальным смехом. – Помню, что ненавидела его, но…