Абвер — «щит и меч» III Рейха - [85]

Добиваться от Гитлера перемирия или хотя бы отсрочки наступления на Западе было, конечно, уже поздно. И сам Гитлер, и большая часть молодого офицерства, вдохновленного победой над Польшей, были целиком настроены на войну, а генералитет отнесся к угрожающим предупреждениям абвера равнодушно. Кульминационный момент на пути к перевороту и миру был пройден. И недаром Ульрих фон Хассель сделал в своем дневнике следующую запись от 3 апреля 1940 г.: «Эти генералы, желающие свергнуть правительство, ждут от него соответствующего приказа!»[201]

В эти месяцы надежд и тревог Остер думал не только о государственном перевороте и начале мирных переговоров. Ему представлялось, что если он сможет сообщить угрожаемым странам — Голландии и Бельгии — сроки германского наступления на западе, то не остановят ли Гитлера их немедленные и вполне заметные меры? Таковы были, бесспорно, те мотивы, которые заставили Остера передать 7 ноября 1939 г. своему другу голландскому военному атташе в Берлине полковнику Сасу сведения о готовящемся вторжении. Как известно, начало наступления несколько раз переносилось. И все же Остер верил, что своевременное предупреждение нейтральных стран заставит их подготовиться, чтобы отразить нападение. Однако во всех случаях, когда Остер сообщал им очередной срок, никакой реакции это у них не вызывало.

Десятого января 1940 г. на северном участке Западного фронта немецкий самолет, заблудившись в тумане, сделал вынужденную посадку на границе между бельгийской и голландской провинциями Лимбург (обе носят одно и то же название) близ Мешлена-на-Маасе. У одного из летчиков был портфель с оперативными планами, которые он вез в Кёльн на совещание в генеральном штабе. Он, правда, попытался их сжечь, но это ему удалось лишь частично. По полуобгоревшим листам бельгийские военные власти установили, что перед ними не что иное, как план предстоящего немецкого наступления. Эксперты Третьей секции (разведка) бельгийского генштаба в тот же день подтвердили подлинность документов. Король Леопольд III приказал немедленно принять необходимые оборонительные меры, но держать все в строжайшем секрете. Решили поставить в известность об этом только командующих союзными войсками генерала Гамелена (Франция) и лорда Горта (Англия), а также голландского командующего генерала Рёйндерса. Последний внимательно прочитал послание бельгийцев и заявил, что не верит этим сведениям и что, даже если они верны, немцы теперь все переиграют. Его скептицизм был вполне оправдан. Это было уже далеко не первое предупреждение, однако во всех случаях за этим ничего не следовало. Рёйндерсу казалось просто невероятным, чтобы немецкий офицер мог стать предателем. Короче, Рёйндерс счел, что здесь речь шла о широком обманном маневре в общей войне нервов, которую Гитлер умел вести мастерски.

Большинство тайных служб подвержено искушению оценивать достоверность поступающих к ним различных сообщений со всех сторон сообразно с теми представлениями, которые они составили себе. Против такого подхода вряд ли можно возражать. Но он опасен, если застывает как штамп и заглушает то обостренное чувство разведчика, которое позволяет всякий раз улавливать непрерывные перемены в обстановке. Тем не менее верховное командование в Брюсселе провело нужные приготовления. Отпускников вернули в части, ввели «фазу Д» — предпоследнюю ступень всеобщей мобилизации. Несколько дивизий выдвинулись к границе. Но все эти меры не выходили за рамки поведения нейтральной страны. В соседних же Нидерландах всего лишь повысили бдительность, так что германский военный атташе полковник фон Паппенхайм мог с чистой совестью доложить в Берлин, что в Голландии никаких передвижений войск не происходит.

Хотя Остер действовал крайне осторожно, передавая голландцам устно сведения о сроках начала наступления, он не мог не учитывать, что его могут выследить в любой момент. Однако «Исследовательскому управлению» Геринга удалось подслушать телефонные разговоры Саса лишь в самые критические дни мая. Это «исследовательское» ведомство Геринга вовсе не было службой подслушивания ВВС. Скорее это была тайная техническая организация, которая в интересах Геринга вела наблюдение за всей проводной и радиосвязью как внутри Германии, так и за границей. В задачу этого ведомства, которое, как СД и абвер, было фактически третьей тайной службой, входили сбор и оценка политико-экономических сведений, интимных отношений сотрудников СД и гестапо. Известие о прослушивании телефонных разговоров голландского атташе Саса дошло и до ушей управления «Абвер/Аусланд». У Пикенброка и Бюркнера сразу возникло подозрение, что голландца проинформировал кто-то из сотрудников абвера. Пикенброк сразу предположил, что это дело Остера. Ситуация становилась критической и для Остера, и для Канариса после того, как один офицер из абвера-III в приватной обстановке услышал замечание некоего дипломата о том, что эти предупреждения исходят от Остера. Любопытно, что Канарис узнал об этих действиях Остера только в середине мая 1940 г. Об этом свидетельствуют настойчивые утверждения начальника разведцентра абвера в Анжере полковника Фрица Вебера. Канарис отнесся к этому крайне неодобрительно, но все-таки предпочел прикрыть своего подчиненного.