Абу Нувас - [70]

— Клевали птенца? — спросил шейх.

— Да, мастер, — ответил один, и Хасан узнал по голосу безносого нищего. Но теперь у него были и нос, и уши, а обнаженная спина второго не носила на себе следов страшных рубцов.

— Жир съели? — продолжал шейх.

— У собаки в норе, — ответил на этот раз тот, кто мычал, показывая обрубок языка, и Хасан невольно заглянул ему в рот.

— Снеси яйцо и пятьдесят камней! — повелительно сказал шейх.

Они переглянулись, потом бывший безносый сказал:

— Слушаю, мастер.

Они вышли, вскоре вошел еще один в такой же одежде и подал шейху кошелек Хасана. Он высыпал монеты на ковер перед собой, тщательно пересчитал их и бросил Хасану. Потом, обратившись к Али:

— Твой друг доволен теперь, пусть уходит, а ты, брат, оставайся на моление.

Облаченный в белое бритоголовый молча тронул Хасана за плечо, знаками приказывая ему идти за собой. Его завели в соседнюю комнату, завязали глаза, кто-то взял за руку и повел. Когда с него неожиданно сорвали повязку и вытолкнули за дверь, он не сразу мог опомниться, потом пришел в себя. Он был на улице Юниса, недалеко от рынка мясников. Купив мяса, зелени и другой провизии, Хасан заторопился домой. У него кружилась голова от неожиданного приключения.

Друзья уже ждали его — не было еще только Хали — и встретили укоризненными возгласами:

— Мы уже хотели уходить, не отведав твоего угощения.

Хасан отдал провизию хозяйскому повару и сел с гостями. Они рассказывали последние вести, услышанные утром, во дворце дочери Махди, Асмы, которая принимала у себя поэтов и литераторов, слушала стихи из-за толстых парчовых занавесей и даже сама принимала участие в спорах.

— Вы слышали, — горячился толстяк Раккаши, — что случилось с Идрисом, правителем Ифрикийи? К нему прибыл некто Шаммах аль-Иемами, выдававший себя за лекаря. У Идриса в то время болели зубы, и этот проклятый дал ему зубочистку, пропитанную смертельным ядом. Не успел Идрис почистить ею зубы, как упал в судорогах и тут же умер, а Шаммах скрылся. Говорят, что он был подослан халифом, опасавшимся, что Идрис пойдет на помощь потомкам Али.

— Это пустяки, — перебил его Ибн Дая. — А вот я видел, как наследник престола Харун въезжал в Круглый город, но перед ним не ехал, как обычно, копейщик со знаменем. Я спросил об этом знающих людей, и они мне сказали, что Хади назначил наследником своего сына Джафара, а Харун плакал и высказывал желание оставить помыслы о власти.

Спокойный Абу Халса говорил:

— Оставьте эти вещи, не все ли равно вам, кто будет сидеть на высоком троне за занавесями? Поторопите лучше повара, он что-то замешкался.

Вошел Хали с таинственным видом. Усевшись рядом с Хасаном, сказал:

— Ждите радостных перемен!

Но в это время повар внес блюдо с кабабом, и голодные гости набросились на еду. Когда все ополоснули руки, Хали сказал:

— Я вчера вечером видел Халису — нубийку, старшую над невольницами Хайзуран. Она рассказала мне вещи, которые вы должны держать в тайне, если не хотите потерять голову. Несколько дней назад Муса созвал своих военачальников и приближенных и запретил им посещать госпожу Хайзуран, угрожая отрубить голову каждому, кто будет замечен у ее дверей. Рабы слышали, как он кричал: «Почему вы день и ночь проводите у нее? Разве вам было бы приятно, если бы о вас говорили: „Его мать сказала или сделала то-то и то-то“?» Я не выполню ни одной ее просьбы, и ей не править так, как это было при Махди! Пусть занимается пряжей и другими женскими делами!

А вчера утром он послал ей блюдо с рисом. Она хотела было отведать его, но Халиса бросила горсть собаке, и та околела. А потом он сам явился во дворец матери, и когда увидел, что она жива и здорова, изменился в лице и спросил ее: «Как тебе понравился рис?» — Хайзуран ответила: «Хорош». Тогда Хади, не сдержавшись, крикнул: «Ты, наверное, его и не пробовала, а если бы отведала, я бы навеки избавился от тебя!» Теперь он не оставит ее и будет повторять свои попытки. Посмотрим, что будет.

— Бог даст, все будет нам ко благу, — сказал Халса. — А теперь отдохнем и поговорим о другом. Вы слышали, что Муфаддаль наконец закончил свою книгу пословиц и начал собирать стихи древних поэтов?

Хасан перебил его:

— Это нужное и полезное дело. Ведь если не записать эти стихи, они пропадут безвозвратно, как гибнут сочинения Абу Муаза, которые никто не записывал при его жизни. Большая часть их уже забылась.

— Кто будет сейчас записывать его стихи? — вздохнул Раккаши. — Если найдется такой смельчак, его тотчас же обвинят в ереси, и я не дам и финиковой кожуры за его жизнь.

— Ты не дашь финиковой кожуры даже другу, если он умирает с голода, — засмеялся Хали, а Хасан, вспомнив, как скудно было угощение у Раккаши, сказал:

— Я вижу, что котлы у людей черны от сажи,

А котел Раккаши сияет, как полная луна.

А в очаге видны дрова —

Они целехоньки и нетронуты, их не постигла казнь сожжения,

О котлах Раккаши ходят легенды и пословицы,

Они стоят на чем хочешь, только не на огне.

Его котел, встретившись с соседским, жалуется ему:

Сегодня уже год, как меня не смазывали маслом.

Все засмеялись, а Раккаши надулся. Да, он действительно скуповат, но у него большая семья, в доме много женщин… Он пытался оправдаться, но хохот заглушил его слова.