Абу Нувас - [16]
— Отдохни, а потом объяснишь, что случилось.
Выслушав сбивчивый рассказ, Абу Исхак задумчиво сказал, погладив бороду:
— Так, так, погиб один из лучших людей нашего времени. Я могу поклясться, что на нем нет никакого греха, кроме праведной жизни и любви к справедливости, это всегда бывает не по вкусу правителям и их прихвостням.
Потом Абу Исхак встал и, взяв кошелек, открыл внутреннюю дверь лавки и повернулся к Хасану:
— Не выходи сегодня из дома, на улицах может быть неспокойно. А если хочешь, иди сейчас к себе, я запру лавку, и тебе нечего будет делать. Но лучше тебе не ходить на площадь. Если стражники будут разгонять народ, как бы тебя не затоптали.
— Хорошо, учитель, — согласился Хасан. Выйдя из лавки на раскаленную улицу, он сначала хотел идти домой, но любопытство оказалось сильнее усталости. Он смешался с толпами горожан, которые шли все в одну сторону, к дому казначейства.
Казначейство недалеко — надо свернуть направо и пройти через рынок зеленщиков. Издалека слышался шум, широкая площадь была полна народа. Здесь собрались жители всех кварталов — и арабы, и персы, и даже язычники, индусы и малайцы, проталкивались в толпе, хотя их осыпали проклятьями со всех сторон.
Дюжие носильщики и мясники, высушенные солнцем рыбаки перекликались: «Повелитель правоверных скоро объявит поход против язычников в Хинд, поэтому всем добровольцам, кроме добычи будут платить по пятьдесят дирхемов». «Не пятьдесят, а пять, безмозглый болтун, и не добровольцам, а всем жителям Басры». «Откуда казначейство возьмет столько денег, чтобы раздать всем жителям Басры даже по пять дирхемов?». «Не бойся, это все деньги мусульман, они взяты у тебя и других, казна может и поделиться с нами тем, что взяла у нас самих!». «У тебя с самого рождения не было даже одного дирхема, сын распутницы, не с тобой ли я буду делиться своим добром?». «Это твоя мать была распутницей, а отца и вовсе не было, ты родился от осла и грязен, как пруд, где купаются ослы!».
Кругом раздавались крики, смех, кое-где люди уже дрались, особенно доставалось щуплым индийцам. Но Хасан протискивался вперед к дому. Наконец, ему удалось пробиться к ограде. У ворот не было стражников, которые там обычно стояли, зато у дверей дома расположился целый отряд конников в полном вооружении — в шлемах, кольчугах, с копьями и саблями. Неожиданно дверь открылась и из нее вылетел человек в грязном кафтане. За ним высунулся писец в черной чалме.
— Эй, стражники, — крикнул он, — дайте-ка этому пять плетей, он хотел дважды получить свою долю!
Стражники схватили человека и с хохотом отстегали его вполсилы. Человек визжал, а толпа кругом гоготала: «Пять плетей вместо пяти дирхемов — хорошая плата!» «Удвоенная милость повелителя правоверных!»
Писец изо всех сил крикнул в толпу:
— Не теснитесь, каждый из жителей Басры получит свои пять дирхемов, если будет правильно говорить свой квартал и свое имя. И не пытайтесь обмануть нас, здесь у нас старосты кварталов, они знают всех, поэтому каждый сможет получить свои пять монет только один раз!
Толпа зашумела, а Хасан, решив, что больше ему здесь нечего делать, стал пробиваться локтями к выходу. Наконец, обливаясь потом, он выбрался из толпы на соседнюю улицу и только тогда увидел, что его кафтан порван, а рукав висит на одной ниточке.
Пробежав два квартала, Хасан очутился у ворот своего дома. Матери не было, и мальчик, сняв кафтан, почистил его, зашил прорехи, пришил рукав и улегся спать. Он проспал до поздней ночи. Его не разбудили ни крики сестер, ни ворчание матери.
Когда Хасан открыл глаза, было совсем тихо и темно, даже светильник погас. В доме пахло бедностью — грязным бельем, которое мать брала в стирку, прогорклым маслом, кислым молоком, дымом. Этот запах особенно ощущался ночью, днем солнце выжигало все, кроме стойкой вони, доносившейся от бойни и рынка мясников. Хасан вспомнил дворец наместника, блестящие плиты пола, пушистые ковры и золотую вышивку на черной атласной одежде. Но пахло у него кровью, как на бойне. Хасан представил себе, как она тогда хлынула, как разлилась по белому полу. «Будто вино из дырявого бурдюка», — прошептал он стихи древнего поэта.
Хасан хотел снова уснуть, но не мог. Небо светлело. Наконец послышались крики муэззидов: «Аллах велик, нет Бога, кроме Аллаха! Вставайте на молитву!» В этот ранний час набожные мусульмане должны начать первую из пяти молитв, которые полагается совершать за день. Хасан тихонько встал, надел кафтан, круглую шапочку, сандалии — подарок Абу Исхака — и тихо, стараясь никого не разбудить, вышел за дверь. Дома ему не хотелось оставаться, идти в лавку было еще рано.
Он побрел к улице Курайшитов. Это красивая улица, но почему-то считают, что она приносит несчастье. Ни один наместник не проедет по ней из страха, что его сместят и посадят в тюрьму. Поэтому здесь много пустующих зданий, и в них нередко находят приют и гуляки, устраивающие тайные попойки, и разные мошенники. Вот и теперь из одного дома на улице Корейшитов крадучись вышли двое и нетвердой походкой пошли к Мирбаду. Если их схватит стража, им придется плохо.

Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.

Драматичная повесть белорусского писателя о Российской империи времен крепостничества, о судьбах крепостных балерин, принадлежавших шкловскому помещику Семену Зоричу.

Каким был легендарный властитель Крита, мудрый законодатель, строитель городов и кораблей, силу которого признавала вся Эллада? Об этом в своём романе «Я, Минос, царь Крита» размышляет современный немецкий писатель Ганс Эйнсле.

«Екатериною восторгались, как мы восторгаемся артистом, открывающим и вызывающим самим нам дотоле неведомые силы и ощущения; она нравилась потому, что через неё стали нравиться самим себе».В.О. Ключевский «Императрица Екатерина II»Новый роман молодого современного писателя Константина Новикова рассказывает о детских и юношеских годах Ангальт-Цербстской принцессы Софии-Фредерики, будущей российской императрицы Екатерины II.

«Русь верила своему великому князю. Верила, несмотря на его поражение и горе, что он принёс ей. И он, великий князь Игорь, оправдает это доверие. Прежде он ощущал себя только великим киевским князем, теперь своим великим князем его признала вся Русская земля. С этой великой силой никто и ничто не сможет помешать свершению его сокровенных давних планов. Он мечом раздвинет рубежи Руси! Обязательно раздвинет!..»Андрей Серба «Мечом раздвину рубежи!»Роман А. Сербы воссоздаёт времена княжения на Руси великого князя Игоря (912—945)

В романе «Повенчанные на печаль» («Сестра милосердия») Николай Шадрин заново рассказывает вечную историю любви. Прототипы героев — настоящие исторические персонажи, которые пользуются в последнее время особенной популярностью (после фильма «Адмиралъ») — это Анна Васильевна Тимирева и Александр Васильевич Колчак. И уже вокруг них декорациями к драме двух людей разворачиваются остальные события.К счастью, любовная история с известными героями не единственное достоинство произведения. Повесть Шадрина о крушении и агонии одного мира ради рождения другого, что впрочем, тоже новой темой не является.Действие повести происходит в белогвардейском Омске, в поезде и в Иркутской тюрьме.