Абсурдистан - [43]
— О, — произнес я, но моя презрительно скривленная верхняя губа выдавала мое невежество.
— Американская нефтяная компания, — пояснили мне. — «КБР» управляет половиной страны.
— И мой отец их обманул? — весело спросил я.
— Еще и как! Он сделал их действительно по-еврейски!
— Мой отец был великим человеком, — сказал я со вздохом. — Но я приехал сюда не из-за нефти.
— Маленький Миша не хочет бизнес своего отца.
— Он сложен и меланхоличен.
— Это верно, — согласился я. — Ребята, а откуда вам это известно?
— Мы люди Востока. Мы знаем все. А то, что не знаем, чувствуем.
— Вы хотите купить бельгийское гражданство у Жан-Мишеля Лефевра из бельгийского консульства?
Я качал тревожно озираться, от души желая, чтобы рядом был Алеша-Боб.
— Возможно, — ответил я.
— Ловкий парень. Это не шутка — иметь русский паспорт.
— Ваш папа когда-нибудь упоминал нашу маленькую банду в аэропорту? — поинтересовался самый старший из них.
Остальные смотрели на меня выжидательно, и их животы соприкасались с моим, словно желая с ним познакомиться. Я стараюсь делать всех вокруг меня счастливыми, так что не обманул их ожиданий.
— Он говорил, что группа толстых жуликов грабит западных эмигрантов, — сказал я.
— Это мы! — воскликнули они. — Ура! Борис Вайнберг о нас вспомнил!
Старший из них приказал коллегам вернуть мне деньги, которые они у меня выманили. На наших с Тимофеем паспортах моментально появилась целая дюжина причудливых печатей, и нас проводили мимо службы иммиграции и мимо таможни на солнышко, где уже ждал Алеша-Боб со своим шофером.
Я плавился от зноя Абсурдистана, как будто попал в раскаленную печь. Во рту пересохло, и я чуть не отдал концы, прежде чем Тимофей засунул мою 325-фунтовую тушу в немецкий седан. «Да поможет мне Бог! — подумал я, когда включился кондиционер. — Помоги мне выжить в этом южном аду».
С самого начала меня совершенно не интересовала страна, в которую я попал. Ее вид в точности соответствовал моим собственным ощущениям: она была усталой. Пейзаж состоял из коричневато-серых озер, окруженных скелетами буровых вышек и современными куполами нефтеперерабатывающих заводов. Повсюду была колючая проволока и надписи, сулящие смерть тому, кто свернет с главной магистрали. Трейлеры с логотипом «Келлог, Браун энд Рут» виляли перед нашим автомобилем, и шоферы сигналили нам как безумные. Хотя у нас были закрыты окна, до нас доносилась вонь Абсурдистана: от него несло, как от потных подмышек орангутанга.
Я немного вздремнул — моему горбу было уютно на кожаном сиденье. Мы проехали мимо церкви, прелестной своей восточной простотой: она была прямоугольная и компактная, словно высеченная из одного куска камня.
— Я полагал, что это мусульманская страна, — сказал я Алеше-Бобу.
— Ортодоксально христианская, — объяснил Алеша-Боб.
— Нет, серьезно. Я всегда воображал их на коленях перед Аллахом.
— Тут две этнические группы, сево и свани. Обе христианские. Вон там — церковь свани.
— Откуда ты это знаешь, профессор?
— Ты знаешь, как выглядит стандартный православный крест? — Он нарисовал в воздухе крест:
— Это очень глупо, — заметил я.
— Это ты очень глуп, — сказал Алеша-Боб. Мы немного подурачились, и Алеша-Боб больно зажал одну из моих складок на бедре своими острыми локтями.
— Хозяин страдает от болей в бедрах, — предостерег Тимофей моего друга, мягко отстраняя его от меня.
— Хозяин страдает от многих вещей, — ответил Алеша-Боб.
Выглянув в окно, я заметил плакат, рекламирующий жилмассив под названием «Стоунпей». На подъездной аллее возле особняка из стекла и бетона стоял роскошный автомобиль. Канадский флаг над входом в особняк означал стабильность.
Затем в поле зрения попал плакат с тремя полуголыми темнокожими красотками, наклонившими свои силиконовые бюсты над пахом мужчины, облаченного в полосатую тюремную одежду Надпись гласила: «ПАРФЮМЕРИЯ 718: ЗАПАХ БРОНКСА В ГОРОДЕ СВАНИ».
Громко вздохнув, я отвернулся.
— Что теперь? — спросил Алеша-Боб.
— Ничего.
— Это из-за «Парфюмерии 718»? Ты все еще думаешь о Руанне и Джерри Штейнфарбе, не так ли?
Мы тихо сидели в машине, созерцая, как впереди пузырится и изнемогает от жары радужный пейзаж. Чувствуя мою боль, Тимофей запел песню, которую сочинил в честь моего нового гражданства. Вот единственный куплет, который я помню:
Город Свани устало прильнул к горному хребту. Мы ехали по поднимавшейся в гору дороге, прочь от серого изгиба Каспийского моря, пока не добрались до какого-то места под названием бульвар Национального Единства. И тут мы оказались, в известной мере, на главной улице Портленда, штат Орегон, США, где я покуролесил в молодости две недели. Мы проезжали мимо несомненно богатых магазинов — тут была и лавка, торговавшая кошмарными товарами в духе американского Диснейленда, и шикарный магазин под названием «Каспийский Джо» (ярко-зеленая копия знаменитой американской сети магазинов), и вышеупомянутая «Парфюмерия 718», источавшая ароматы Бронкса. Паб «Молли Мэллой» с ирландской тематикой, казалось, осоловело поглядывал на нас из-за импортного плюща и гигантского трилистника.
