Абсурдистан - [27]
— Вам надо целиться в горло и спинной хребет, — посоветовал я охранникам. — Если вы нанесете удар в мой горб, я, наверное, умру на месте. Да и зачем жить, если всегда зависишь от чьей-то милости.
Охранники медленно опустились на тротуар, а я улегся рядом из солидарности. Они подложили мне руки под спину, так что мы лежали втроем, как бы обнявшись.
— Почему ты хочешь, чтобы мы делали тебе больно? — спросил Хвост. — Ты принимаешь нас за животных? Нам не нравится делать людям больно, что бы ты ни думал.
— Мне нужно уехать в Америку. Я влюблен в красивую девушку из Бронкса.
— В ту, знаменитую, с большим задом?
— Нет, ее зовут Руанна Салес. Она знаменита только в своем собственном квартале. На этой неделе я послал ей дюжину е-мейлов, а она не ответила. За ней волочится один тип, у которого есть американское гражданство. Писатель.
— Хороший писатель? — спросил Цезарь, вынимая фляжку и передавая ее мне.
— Нет, — ответил я, сделав глоток.
— Ну так чего же ты расстраиваешься? Умная девушка не станет связываться с плохим писателем.
Хвост прижал меня к себе.
— Не грусти, брат, — сказал он. — Может быть, у нас и нет ничего в этой стране, но у наших женщин добрые, красивые души. Они будут тебя любить, даже если ты лентяй, пьяница или иногда их поколачиваешь.
— Или даже если ты толстый, — добавил Цезарь. Мы еще раз приложились к фляжке. В глазах моих новых товарищей я был уже не паразитом-евреем, а человеком, которому можно верить. Алкоголиком.
— Я по-своему люблю Россию, — выпалил я. — Если бы только я мог что-нибудь сделать для этой страны, не вызывая неприязни!
— Ты что-то сказал о Мишиных детях, — напомнил Хвост.
— Как я могу спасти юные сердца, когда мое собственное сердце разбито? Моего дорогого папу недавно отняли у меня. Его взорвали на Дворцовом мосту.
— Очень печально, — сказал Цезарь. — Моего папу просто переехал грузовик, на котором перевозят хлеб.
— А мой выпал из окна в прошлом году, — вставил Хвост. — Этаж-то был всего-навсего второй, но он упал на голову. Капут. — Мы издали грустный звук носами, горлом и губами — словно печально втягивали макароны из алюминиевой миски. Звук поплыл по улице, задерживаясь у каждой двери и тайно добавляя отчаяния каждому жилищу.
— Нам нужно встать, — сказал я. — Я должен оставить вас. Что, если кто-нибудь из ваших американских хозяев пройдет по улице? Вас же уволят.
— Пусть они все катятся к черту, — заявил Цезарь. — Мы здесь говорим с нашим братом. Мы умрем за нашего брата.
— Нам уже и так стыдно, что мы носим на рукаве американский флаг, — сказал Хвост. — Ты напомнил нам о достоинстве нашей Родины. Они могут наносить России удар за ударом, но она никогда не упадет. Может быть, она приляжет на тротуар, как мы… Ну, знаешь ли, чтобы выпить немного… Но она никогда не упадет.
— Помогите мне, братья! — закричал я, имея в виду только, чтобы они помогли мне встать на ноги, но они поняли это в более духовном смысле: они подняли меня, отряхнули мой спортивный костюм «Пума», потерли те места, куда наносили удары, и три раза поцеловали. — Если у вас есть дети, которым нужны зимние сапоги или что-нибудь еще, — предложил я, — приходите на Большой проспект Петроградской стороны, дом семьдесят четыре. Спросите сына Бориса Вайнберга, там все знают, кто я. Я дам вам все, что имею.
— Если какой-нибудь мудак попытается тебя ударить из-за твоей религии или посмеется над тем, что ты толстый, приходи к нам, и мы разобьем ему башку, — сказал Цезарь.
Мы произнесли последний тост: «За нашу дружбу» — и выпили из фляжки, а потом я зигзагами побрел по улице к поджидавшей меня машине. Легкий ветерок направлял меня вперед, сдувая пыль с шеи и стирая кровавое пятно с моего нижнего подбородка. Невыносимая влажность сменилась приятной летней погодой, точно так же, как враждебность по отношению ко мне уступила место жалости и пониманию. Все, чего я прошу, — это случайной передышки.
— Вы беседовали с американцами? — спросил Мамудов.
— Нет, — ответил я, массируя кровоподтеки в районе почек. — Я говорил с русскими, и после разговора с ними мне снова стало хорошо. Вокруг нас чудесные соотечественники, разве ты так не думаешь, Мамудов? — Мой чеченский шофер ничего не ответил. — Поехали в «Горный орел», — сказал я. — Может быть, Алеша-Боб и его друзья все еще там. Я хочу выпить!
Алеша-Боб и Руслан только что ушли из «Горного орла», но художник Валентин все еще был там. Он с жадностью доедал оставшуюся на тарелках кислую капусту и засовывал в свою сумку несколько кусков недоеденного хачапури.
— Как дела, маленький братец? — осведомился я. — Наслаждаешься прекрасным днем?
— Я собираюсь повидаться со своими друзьями в стриптиз-клубе «Алабама», — застенчиво сказал Валентин.
Я предположил, что он имеет в виду команду проституток, состоявшую из матери с дочкой.
— А почему бы мне не пригласить вас с Наоми и Руфью куда-нибудь пообедать? — предложил я. — Мы пойдем в «Дворянское гнездо».
Хотя монархиста уже неплохо накормил Алеша-Боб, он радостно захлопал в ладоши.
— Обед! — вскричал он. — Как это по-христиански с вашей стороны, сэр!
В стриптиз-клубе «Алабама» в это время дня почти никого не было — только четыре пьяных сотрудника голландского консульства продолжали выпивать на заднем плане, возле пустого стола для рулетки. Несмотря на отсутствие публики, подруги Валентина, Елизавета Ивановна и ее дочь Людмила Петровна, исполняли свой номер на шестах под звуки американского супербанда «Пёрл Джем».
Когда Владимиру Гиршкину было двенадцать лет, родители увезли его из Ленинграда в Нью-Йорк. И вот ему уже двадцать пять, а зрелость все не наступает, и все так же непонятно, кто он: русский, американец или еврей. Так бы и варился Володя в собственном соку, если бы не объявился в его жизни русский старик по прозвищу Вентиляторный. И с этой минуты сонная жизнь Владимира Гиршкина понеслась стремительно и неуправляемо. Как щепку в море, его швыряет от нью-йоркской интеллектуальной элиты к каталонской наркомафии, а затем в крепкие объятия русских братков, обосновавшихся в восточноевропейском Париже 90-х, прекрасном городе Праве.Экзистенциальные приключения бедного русского эмигранта в Америке и Европе увлекают не меньше, чем стиль Гари Штейнгарта, в котором отчетливо сквозит традиция классической русской литературы.
Новый роман Гари Штейнгарта, автора нашумевших «Приключений русского дебютанта» и «Абсурдистана». Ленни Абрамов, герой «Супергрустной истории настоящей любви», родился не в том месте и не в то время. Его трогательная привычка вести дневник, которому он доверяет самые сокровенные мысли, и не менее трогательная влюбленность в кореянку Юнис Пак были бы уместны несколько веков назад. Впрочем, таким людям, как Ленни, нелегко в любые времена.В «Супергрустной истории» читатель найдет сатиру и романтику, глубокий психологизм и апокалиптические мотивы.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
Замечательный роман, получивший широкое признание, — это история о радости и отчаянии. Герои стоят перед жизненным выбором — остаться в стране с колониальным наследием или вырваться в современный мир.
Роман «Декрет о народной любви» — это история, чем-то напоминающая легенду о далеком сибирском городке, который охватывает безумие абсолютной жертвенности или же безусловной влюбленности в любовь.Сибирь. 1919 год. На задворках империи, раздробленной Гражданской войной, обосновалось разношерстное общество: представители малочисленной секты, уцелевшие солдаты Чешского легиона, оказавшегося на стороне проигравших последнее сражение белогвардейцев и отчаянно рвущегося домой, беглый каторжник и интересующаяся им молодая вдова кавалергарда.
Персонажи романа — молодые родители маленьких детей — проживают в тихом городке, где, кажется, ничего не происходит. Но однажды в этот мирок вторгается отсидевший тюремный срок эксгибиционист, а у двоих героев завязывается роман, который заводит их гораздо дальше, чем они могли бы себе представить.