Абсурдистан - [104]
Я тревожно огляделся. Убедившись, что нигде не видно ни Юли, ни ее мерзкой мамаши, я направился вдоль пирса к «Даме с собачкой». Мистер Нанабрагов и Парка Мук сидели за ланчем под выцветшим плакатом ГКВПД с их сияющими физиономиями и грозной надписью: «НЕЗАВИСИМОСТЬ НАРОДА БУДЕТ РЕАЛИЗОВАНА!» Сейчас эти два друга выглядели еще более пресыщенными, чем на плакате. Мистер Нанабрагов, очень сосредоточенный, пронзал кебаб из осетрины одной вилкой и размахивал второй вилкой, на которую был насажен зеленый перец, в то время как драматург обмакивал свой подбородок в малиновый компот, полуприкрыв глаза с нависшими веками. Они были окружены мужчинами в черных майках, с накачанными бицепсами в синих венах: на руках красовалась советская тюремная татуировка. Быстроходный катер с русским триколором покачивался у причала, и из его трюма выгружали столько ящиков с сигаретами, что их хватило бы, чтобы прикончить все оставшееся в живых население.
Мистер Нанабрагов, дернувшись, уронил маринованный перец, подбежал ко мне и троекратно поцеловал в щеки. От него исходил морской запах — морская влага, морская соль, — а его мясистый южный нос колол меня во все чувствительные места.
— Боже мой, боже мой! — восклицал он. — Вы говорили с моей Наной. Вы обиделись на меня за то, что я не позволил вам жить у нас? Сначала семья, нет? Если бы в моем доме было больше места, да? Или если бы вы наконец-то женились на моей Наночке, гм-м?
— Я женюсь на ней, как только выберусь из «Интуриста», — пошутил я.
— Правда? — серьезно произнес Нанабрагов. — Мы бы могли устроить маленькую приватную церемонию. Полагаю, сейчас не самая лучшая политическая обстановка. Но, как вы видите, мы немножко перегруппировались. — Он указал на бандитов, жующих зубочистки вокруг задремавшего Парки Мука. — Мы пополняем казну ГКВПД с помощью процветающей торговли сигаретами.
— Вы бы не хотели купить сигарет? — спросил меня молодой морской головорез, размахивая картонкой с чем-то под названием «Бизнес класс элита». На ней был изображен самолет «Аэрофлота», который приземлялся. — Восемьдесят долларов.
— Ты говоришь с моим будущим зятем, — возразил мистер Нанабрагов. — Отдай их ему за сорок.
— Я не курю, — ответил я.
— О! — вздохнули Нанабрагов и его новый друг.
— Как дела у ГКВПД? — осведомился я. — Наблюдается интерес со стороны массовых средств информации?
— Пока что еще трудно передать нашу весть миру, — сказал мистер Нанабрагов. — Конечно, русские вовсю нас освещают. Взгляните-ка на это! — Он схватил с колен Парки Мука экземпляр популярной русской газеты «Аргументы и факты» недельной давности. Рядом с фотографией Путина, мягко выражавшего недовольство своему съежившемуся от страха кабинету, я узнал трех украинских наемников и бывшего агента КГБ Володю, которые свисали с террасы отеля «Хайатт». Их свернутые шеи были привязаны к обугленным останкам четырех спутниковых тарелок, а руки раскинуты, как крылья самолета. Бедные украинцы выглядели более тяжелыми и грозными, чем в жизни, и на снимке не была передана невозмутимая крестьянская голубизна их глаз.
— О господи, — произнес я по-английски, истощив последние оставшиеся у меня крохи сочувствия.
— Русские угрожают разбомбить нас за это, — сказал мистер Нанабрагов, — и украинцы тоже. Теперь, если еще и американцы станут нас бомбить, мы будем в полном порядке.
— Как насчет ООН?
— Они прислали нам несколько палаток. Ничего такого, что можно было бы украсть. Послушайте, Миша, вы должны поговорить с Израилем. Пора. Мы знаем точно, с кем вам нужно повидаться. В гостинице «Интурист» живет агент «Моссада». Он выдает себя за нефтяника из Техаса по имени Джимбо Биллингз. Пойдите поболтайте с ним. Как ваш будущий тесть я прошу вас об этом на коленях. — Но он остался стоять.
— Я бы сделал для вас все что угодно, мистер Нанабрагов, — ответил я. — Увы, я набрал мое предложение о музее сево-еврейской дружбы на моем лэптопе. Уверен, что он был уничтожен, когда свани бомбили «Хайатт».
— Вообще-то ваш лэптоп у нас здесь, — сказал мистер Нанабрагов, вытаскивая из-под своего стула гладкое серое устройство. — Некоторые из наших мальчиков нанесли визит в вашу комнату после атаки. Просто чтобы забрать то, что осталось.
— Я сделаю все, что в моих силах, — заверил я. — Но вы должны знать, что Нана хочет покинуть эту страну. Она молодая девушка. Ей нужно доучиться в Нью-Йоркском университете.
— Ступайте! Ступайте! — задергался мистер Нанабрагов. — Сначала ГКВПД, а потом наша Нана.
Я покорно отправился обратно в «Интурист», где мне сообщили, что Джимбо Биллингз действительно там проживает. Я поднялся на верхний этаж, перехитрил дородную дежурную по этажу и постучал в дверь Джимбо.
— Простите, — кашлянул я. Меня послали на khui на идеальном русском языке.
— Я Миша Вайнберг, — сказал я. — Я пришел с миром.
— Вайнберг! — воскликнули за дверью и перешли на техасский английский: — Ну же, черт возьми, заходите!
Должно быть, это был самый опрятный номер во всей гостинице. Здесь не было ни зеленых пауков, ни вздорных абсурдистанцев — только гостиничная проститутка поправляла свои усы, глядя в зеркальце пудреницы. Мистер Джимбо Биллингз, невысокий мускулистый мужчина в джинсах и рубашке с короткими рукавами, смутно напоминал левантинца или грека. Он был высушенный солнцем, морщинистый, с замечательными глазами — один голубой, второй зеленый — и проворными руками, словно выделанными из прекрасной кожи. Я начинал понимать, как после пятидесятичасового погружения в культовое американское телешоу «Даллас» агент Моссада может сойти за техасца средних лет.
Когда Владимиру Гиршкину было двенадцать лет, родители увезли его из Ленинграда в Нью-Йорк. И вот ему уже двадцать пять, а зрелость все не наступает, и все так же непонятно, кто он: русский, американец или еврей. Так бы и варился Володя в собственном соку, если бы не объявился в его жизни русский старик по прозвищу Вентиляторный. И с этой минуты сонная жизнь Владимира Гиршкина понеслась стремительно и неуправляемо. Как щепку в море, его швыряет от нью-йоркской интеллектуальной элиты к каталонской наркомафии, а затем в крепкие объятия русских братков, обосновавшихся в восточноевропейском Париже 90-х, прекрасном городе Праве.Экзистенциальные приключения бедного русского эмигранта в Америке и Европе увлекают не меньше, чем стиль Гари Штейнгарта, в котором отчетливо сквозит традиция классической русской литературы.
Новый роман Гари Штейнгарта, автора нашумевших «Приключений русского дебютанта» и «Абсурдистана». Ленни Абрамов, герой «Супергрустной истории настоящей любви», родился не в том месте и не в то время. Его трогательная привычка вести дневник, которому он доверяет самые сокровенные мысли, и не менее трогательная влюбленность в кореянку Юнис Пак были бы уместны несколько веков назад. Впрочем, таким людям, как Ленни, нелегко в любые времена.В «Супергрустной истории» читатель найдет сатиру и романтику, глубокий психологизм и апокалиптические мотивы.
Сергей Иванов – украинский журналист и блогер. Родился в 1976 году в городе Зимогорье Луганской области. Закончил юридический факультет. С 1998-го по 2008 г. работал в прокуратуре. Как пишет сам Сергей, больше всего в жизни он ненавидит государство и идиотов, хотя зарабатывает на жизнь, ежедневно взаимодействуя и с тем, и с другим. Широкую известность получил в период Майдана и во время так называемой «русской весны», в присущем ему стиле описывая в своем блоге события, приведшие к оккупации Донбасса. Летом 2014-го переехал в Киев, где проживает до сих пор. Тексты, которые вошли в этот сборник, были написаны в период с 2011-го по 2014 г.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Замечательный роман, получивший широкое признание, — это история о радости и отчаянии. Герои стоят перед жизненным выбором — остаться в стране с колониальным наследием или вырваться в современный мир.
Роман «Декрет о народной любви» — это история, чем-то напоминающая легенду о далеком сибирском городке, который охватывает безумие абсолютной жертвенности или же безусловной влюбленности в любовь.Сибирь. 1919 год. На задворках империи, раздробленной Гражданской войной, обосновалось разношерстное общество: представители малочисленной секты, уцелевшие солдаты Чешского легиона, оказавшегося на стороне проигравших последнее сражение белогвардейцев и отчаянно рвущегося домой, беглый каторжник и интересующаяся им молодая вдова кавалергарда.
Персонажи романа — молодые родители маленьких детей — проживают в тихом городке, где, кажется, ничего не происходит. Но однажды в этот мирок вторгается отсидевший тюремный срок эксгибиционист, а у двоих героев завязывается роман, который заводит их гораздо дальше, чем они могли бы себе представить.