Абстрактный человек - [10]

Он ускользнул от нас. Он перепутал все, он стал другим человеком, что-то с ним произошло такое, чего мы не можем объяснить, и вот — эти картины.

— Скажите, я, конечно, боюсь задавать лишние вопросы, — сказала Екатерина Ивановна, — это все произошло, вы думаете, в результате ваших, так сказать, опытов?

— Я скажу сразу, — отозвался Иван Иванович, — что ничего ведь не произошло, просто вот эти картины, они нас волнуют, откуда это в нем, в нашем Петруше взялось, такое безумное стремление?

— А может, он того, — Болдин показал пальцем у виска.

— Совершенно исключается, — говорю вам со всей ответственностью, мы устраивали консилиум и не один, — отпарировал Иванов. — Все единогласно говорят, что никаких отклонений, к тому же, совершенно серьезно, все, что мы тут делаем, абсолютно безопасно, никакого вреда для психического здоровья.

— Ну вот и все, — подытожил Болдин, — потом вы, Катя, вы не обижаетесь, что я вас так назвал? Нет. Потом, Катя, вы все узнаете подробнее, а на сегодня хватит. Я совершенно понял — нам нужен этот, как его, Иван?

Иван Иванович полез за книжкой и, не вынув ее, вспомнил:

— Майков, — сказал он.

— Да, Майков, — подтвердил Болдин, — я чувствую, а мое чутье редко обманывает меня, он нам нужен, Катя.

— Да, но я здесь зачем? — удивилась Екатерина Ивановна.

— Узнаете, все узнаете, не торопитесь, на сегодня уже и так достаточно. Вы сейчас домой?

— Да.

— Так я вас подвезу. Попрощаемся с Иваном Ивановичем. Иван Иванович, до завтра.

— До завтра, — Иван Иванович смотрел на них своими карими, немного восточными глазами.

Глаза эти, немного пронзительные и вместе с тем нежные, так и стояли перед глазами у Екатерины Ивановны, когда она тем же странным путем вместе с Болдиным выходила на улицу, вернее, все в тот же колодец, где их ждала «Волга».

— Ты устал? — спросила она у Ивана Геннадиевича уже в машине, неожиданно переходя на ты.

— Я привык.

— К чему?

— К усталости. Она для меня обычное дело.

— Отдохни.

— Ничего, отдохну…

— Скажи, вам очень нужен этот Майков?

— Да, это на сегодня единственная наша зацепка, может быть, появятся другие, но на сегодня — он единственная, а я привык пользоваться любым шансом, если он есть. Нельзя пренебрегать шансами.

— А ваша программа? Что это?

— Потом, не сегодня, по крайней мере.

— Майков, причем здесь я?

— Ты выйдешь на него.

— Как, я?

— Да. Ну, предположим, мы с тобой превратимся в журналистов, в репортеров, ну, какого-нибудь скромного журнала. Не очень броского. Договоренность с журналом на всякий случай я установлю. Ничего нет проще. Журналистами и прибудем к нему, а там посмотрим, Майкова надо проверить, что за человек, чем живет, подойдет ли он нам. Все постепенно пойдет, но начать нужно с этого, как его, с друга — с Веселовского. К нему ты пойдешь одна. Интервью о творчестве и, между делом, тихонько — спокойно о Майкове. Замкнется — не настаивай.

— Да, хорошо, конечно, если ты хочешь, если надо, — запиналась Екатерина Ивановна, но непривычно, — она произносила эти слова почти автоматически, а у самой перед глазами стояли глаза Ивана Ивановича. Они возникали навязчиво…

Глава вторая

Прозрачное стеклышко

Прежде чем заняться «делом» Майкова, Екатерина Ивановна снова удостоилась чести и была приглашена в тот уже знакомый и таинственный особнячок, что поразил ее в первый раз. На этот раз встреча с Иваном Геннадиевичем и его друзьями была более беглой, но не менее поразительной.

Когда Екатерина Ивановна снова вошла в особняк с зеркальными стеклышками и снова разделась в холле и пошла по коридору, она вдруг обнаружила, что кроме двери, ведущей к лифту, на котором они прошлый раз поднимались всей компанией в кабинет или зал заседаний, словом, туда, где они виделись в прошлый раз, есть и еще одна дверь, которую ранее она прошла, не заметив. Видимо, двери этой полагалось быть плотно закрытой, но по чьей-то неосторожности она была совершенно открыта, и за ней раскрывался просторный, далеко идущий вдаль коридор, в стенах которого то там, то тут виднелись двери. Это не были обычные деревянные двери, а были двери стальные, с какими-то ручками и колесиками, такими, какие бывают на огромных дверях в банке. В каждой из этих дверей имелся глазок и каждая из них была намертво закрыта. Но вот одна, и это заметила Екатерина Ивановна, чуть-чуть отходила от рамы, образуя маленькую щель. Из щели раздавались чуть слышные мужские голоса.

Ей показалось, что она узнала негромкий, но настойчивый голос Ивана Ивановича. «Ну, раз он здесь, так, может быть, я к нему загляну, — подумала она, — и вместе потом и поднимемся». Но на самом деле ей было очень любопытно посмотреть и послушать, что же делается за этой толстой стальной дверью, да и сам коридор показался ей очень стоящим внимания. В коридоре у стен стояли приборы, какие-то колбы, баллоны, видимо, с газами, и еще висели, как змеи, каучуковые или пластиковые — она не понимала — толстые шланги, некоторые из них входили прямо в стены, наверное, в те, скрытые за дверьми помещения.

Это все мельком уловила Екатерина Ивановна, она вообще мгновенно схватывала наружную обстановку до малейших деталей и затем могла ее восстановить в памяти с нужной подробностью, вообще по наружной обстановке она уже многое могла сказать о людях, в этой обстановке живущих, даже о делах, какое-то чувство говорило ей, следует ли опасаться этих людей, или же, наоборот, заранее располагало ее к ним.