Абсолютные неприятности - [15]

— Мы, — говорю, — скоро в пещерных людей превратимся.

Но ворчу, сам-то понимаю, что укрыться — резон есть. Пахнет действительно, сыростью и свежестью, и ветрено. По небу между скал стремительные тучи клочьями летят.

Остановились около пещеры прелестного вида — хоть в дикарей в ней играй. Рядом родничок. Мы лошадей распрягли, напоили и дали кусты щипать. Удивительно, скажу я вам, всеядные твари эти лошади! И траву жрут, и кусты, и кору, и колючки — и ничего им не делается. Только раздуваются и пыхтят, и носами шевелят. А носы у них длинные и странные: собраны в один пучок с верхней губой, и лошадь этим пучком траву щиплет и в пасть суёт… Что ты говоришь? Почему не лошади? А кто? Ну, ёлы-палы, у тебя семь пятниц на неделе, зоолог фигов! Раз уж договорились, будут и дальше лошади, я уже так привык.

Ада из арбалета подстрелила что-то летающее и потащила к костру портить. Ори на неё посмотрел — и его от брезгливости передёрнуло.

— Ты ведь это тоже не будешь, Снайк? — говорит.

— Не знаю, — признаюсь. — Я не в восторге, но жрать-то охота, не дохнуть же с голодухи.

Тогда он улыбнулся и подмигнул таинственно. И кивает на ближайший куст. А на кусте между цветами, на ветках, такие зелёные блямбы размером с кулак. На вид не аппетитнее Адиной стряпни.

— Это что, — говорю, — за чудо природы?

— А, — смеётся, — у подземных хозяев первейший деликатес.

— Так они ж, — говорю, — не антропоиды!

— Не антропоиды, — кивает. — Но и не дураки, будь уверен.

Разламывает, значит, эту шишку пополам, а она внутри кремового цвета, мягкая и по вкусу вроде творога. И я его просто расцеловать был готов, потому что всё вокруг такими кустами заросло. Снял рубашку — и мы туда набрали этих шишек, как в мешок, рукава связали, чтоб не высыпалось.

— А если их в костер покидать и подождать, пока полопаются, — Ори говорит, — то вообще потрясающая пища. Для пира.

И мы пошли в пещеру, где уже дым стоял коромыслом, потому что Ада костёр развела.

Ада на Ори — ноль внимания, а мне сказала только:

— Если всё время будешь одну траву щипать, то скоро запыхтишь, как лошадь, а потом ноги протянешь.

Но я был в таком восторге по поводу открывающихся возможностей в смысле хавки, что ничего ей на это не ответил. И душа моя, выражаясь высоким штилем, исполнилась благодарности к Ори, во всяком случае, подозревать я его перестал.

Я его всё полечить хотел, но он отпирался, мол, ничего серьёзного, одни царапины с синяками. И потом, мой лешак, похоже, голодный был, потому что, когда мы закончили наш парадный ужин, вид у него стал куда как живее.

Ада к нашим шишкам не притронулась, очень демонстративно. Повернулась к нам спиной, грызла кости, хрустела и чавкала. Я представил себе себя вчерашним вечером у костра, и мне стало муторно.

Потом начало быстро-быстро темнеть, и мы все втроём занялись устройством ночлега. Я притащил снаружи целую охапку сухой травы и веток для спанья, Ада себе принесла. Ори не стал.

— Я, — говорит, — не привык на камне спать. Там, около пещеры, трава всё-таки, кусты — уж лучше там, если настоящих деревьев нет.

Ада на него покосилась и улыбается: "Баба с возу — кобыле легче!"

Ори и ушёл.

— Слушай, старик, — говорю вдогонку, — а не опасно?

Только усмехнулся.

— Если что — улечу.

Ну ладно. Я ему не нянька, в конце концов.

Лежу на ветках. Колко, щекотно, но запах такой славный: вроде как мёдом пахнет и ещё чем-то сладким, пряным… Если б ещё костёр не дымил — совсем бы ладно.

Ада на огонь смотрела, думала, а потом встала.

— Слушай, — говорит, — надо ещё хвороста принести, а то костёр еле коптит. Ночью холодно будет. И потом… — и замялась.

— Что, — говорю, — потом? Ладно тебе, все свои, как бы…

— Лошадей проверить хочу, — хмуро так говорит. — Не доверяю я этому ведьмаку. Ты, конечно, в своём праве, можешь делать, что захочешь, но имел бы в виду: им только дай очаровать, обморочить, голову задурить, а потом над тобой же и посмеяться. Не друг он нам, Снайк! Сердцем чую!

— Ну что я тебе скажу, великий воин, — отвечаю. — У тебя, натурально, женская интуиция, знание обстановки и тонкое женское чутьё, но ты не допускаешь мысли, что просто злишься? Ну, за его дурацкие шуточки? Или за эту лекцию про тупиковую ветвь? Да брось! Обыкновенный лешаковский трёп, не со зла.

Ада на меня посмотрела серьёзно.

— А что он за нами увязался? — говорит. Тоном полиса с тридцатилетним стажем, который наконец-то выследил серийного убийцу. — Ты мне скажи, что ему от нас нужно, если не шпионить и не строить козни? Колдуны-то рядом!

Меня смех разобрал.

— Да не будет лешак шпионить в пользу колдунов, — говорю. — Воюют они друг с другом, понимаешь?

И Ада снова на меня серьёзно посмотрела и вздохнула специальным вздохом.

— Наивный ты, Снайк, — говорит, — как ребёнок. Есть на свете такая вещь — предательство… Ах, ну что я убеждать-то буду?! Сам когда-нибудь убедишься, только бы поздно не было!

И вышла. А мне нисколько не беспокойно, скорее, наоборот. Чем больше этакого пафоса и торжественности, тем верится тяжелей. Дама второго типа, что поделаешь. Не злиться же.

И я уже совсем собрался спать, как вдруг Ада вернулась. Без хвороста.