Абрам Ганнибал - [4]

Изменится ли наше отношение к Пушкину оттого, что мы больше узнаем о его африканском прадеде? Нет, но мы глубже проникнем в его творчество. В. Ф. Ходасевич размышлял: «Нельзя написать «голую» биографию Пушкина, не связанную с историей и смыслом его творчества, — так же, как это творчество непостижимо, нерасшифровываемо вне связи с биографией… писания Пушкина и соблазнительно сопоставлять с его личной жизнью и исследовать в свете этой жизни, что их глубоко личная чуть ли не «днев-никовая» природа лишь в этом случае довольно обнаруживается и позволяет их, наконец, прочитать в подлинном смысле»[15]. У любого поэта жизнь и происходящие вокруг события теснейшим образом переплетены со стихами. В «Арапе Петра Великого» от автора, его интуиции, догадок, происхождения куда больше, чем от документов.

Приведем две краткие генеалогии — А. С. Пушкина и А. П. Ганнибала. Первая заимствована у Б. Л. Модзалевского[16]; вторая составлена с использованием работы А. М. Бессоновой[17], и в ней указаны лишь те представители 4–6 поколений Ганнибалов, которые позволяют проследить степень родства А. С. Пушкина с владельцами «Немецкой биографии А. П. Ганнибала» (о ней позже).

Семейство Пушкиных породнилось с семейством Ганнибалов трижды.

Чтобы познать себя, Александр Сергеевич искал людей, чем-то похожих на него самого. Так, Байрон интересовал его не только как близкий по духу поэт. В домашней библиотеке Пушкина сохранились пятитомные мемуары великого англичанина, изданные по-французски в 1830 году. «Все тома разрезаны; первый том имеет ряд отметок карандашом. Отмечена характеристика Байрона ребенком, его любовь к чтению Библии, его исключительное положение среди товарищей по школе, страдание от физического недостатка и мечты о возможности в будущем пистолетом смыть все оскорбления»[18].

25 июля 1835 года Пушкин начал писать о Байроне статью, но не завершил. Впервые ее опубликовали только в 1841 году. Приведем начало и последний абзац пушкинского текста:

«…имя Байронов с честию упоминается в английских летописях. Лордство дано их фамилии в 1643 году. Говорят, что Байрон своею родословною дорожил более, чем своими творениями. Чувство весьма понятное! Блеск его предков и почести, которые наследовал он от них, возвышали поэта: напротив того, слава, им самим приобретенная, нанесла ему мелочные оскорбления, часто унижающие благородного барона, предавая имя его на произвол молве…

Обстоятельство, по-видимому, маловажное, имело столь же сильное влияние на его душу. В самую минуту его рождения нога его была повреждена — и Байрон остался хром на всю свою жизнь. Физический сей недостаток оскорблял его самолюбие. Ничто не могло сравниться с его бешенством, когда однажды мистрис[19] Байрон выбранила его хромым мальчишкою. Он, будучи собою красавец, воображал себя уродом и дичился общества людей, мало ему знакомых, — опасаясь их насмешливого взгляда. Самый сей недостаток усиливал в нем желание отличиться во всех упражнениях, требующих силы физической и проворства»[20].

Так мог написать настрадавшийся от чего-либо очень похожего, а Пушкин настрадался вполне. По поводу этой его статьи Б. И. Бурсов писал: «Байрон стал для Пушкина словно зеркалом, в которое рассматривает самого себя, написав с этой целью статью, которая так и называется — «Байрон»… Если Байрон тяготился хромотой, то Пушкин — тем, что он «потомок негров безобразный»[21].

Отыскивая благородные корни в своем африканском происхождении, занимаясь генеалогическими изысканиями, Пушкин желал показать, что он не хуже других, не творениями своими и талантом, а знатностью происхождения. Наивно? Да, но с позиции нашего времени. Кичливость и Пушкина, и Байрона — их компенсация физической ущербности, якобы ущербности.

Журналист Н. И. Греч вспоминал: «Однажды, кажется, у А. Н. Оленина (президент Императорской Академии художеств. — Ф. Л.) [С. С.] Уваров (президент Императорской Академии наук. — Ф. Л.), не любивший Пушкина, гордого и не низкопоклонного, сказал о нем: «Что он хвастается своим происхождением от негра Аннибала, которого продали в Кронштадте (Петру Великому) за бутылку рома!» Булгарин, услыша это, не преминул воспользоваться случаем и повторил в «Северной Пчеле» этот отзыв. Этим объясняются стихи Пушкина «Моя родословная»[22].

Мы не знаем реакции Оленина, слывшего порядочным человеком, но, услышав рассказ пакостника Уварова, он мог бы и урезонить говоруна. Греч никогда не возражал близкому к трону Уварову. Приведу слова Греча о себе: «Между царем и мною есть взаимное условие: он оберегает меня от внешних врагов и от внутренних разбойников, от пожара, от наводнения, велит мостить и чистить улицы, зажигать фонари, а с меня требует только: сиди тихо! Вот я и сижу»[23].

Возможно, будущий министр народного просвещения Уваров прочитал книгу секретаря саксонского посольства в Петербурге в 1787–1795 годах Георга фон Гельбига, изданную анонимно в 1809 году в Тюбингене. В ней содержалось сто двадцать биографий «русских фаворитов судьбы и карьеры». Приведем из нее биографию А. П. Ганнибала:

XXXII. АБРАМ ГАННИБАЛ