Абрам Ганнибал: Черный предок Пушкина - [40]
Начальник артиллерии немедленно направил «репреманд» к де Брини. Последний, видимо, струхнул и ответил, в частности, следующее: «Что касаетца до артилерии, всякое вспоможение чинить долженствую, и что угодно ему впредь… о касающихся нуждах ко артилерии, и в ево во всяких случаях, сколько возможность моя допустит, вспомогать буду»>{119}.
Вообще говоря, на военной службе, где дисциплина и субординация устанавливают строгий порядок во взаимоотношениях между подчиненным и начальником, подобные острые конфликты возникают достаточно редко. До нас дошел подробный рапорт генерал-майора Ганнибала, написанный им уже в 1742 году. Рапорт этот состоит из 22 «пунктов», из которых первые 12 относятся как раз к ревельскому периоду его жизни. Мы приведем этот бесценный для историка документ, так как он лучше всего рассказывает о том, что же творилось тогда в эстляндской столице.
Генерал и Кавалер и Ревелский Губернатор граф Левендаль, не доброхотствуя ко мне и не хотя видеть меня в своей команде в Ревеле, многие мне чинит напрасные нападки и вымышленные злобы, хочет обнести напрасно Ея Императорскому Величеству и как бы можно меня к несчастию привесть для своих прихотных и партикулярных поступок, а за что, — тому всенижайше при сем приношу для всемилостивейшего Ея Императорского Величества расмотрения нижеследующие пункты.
Ноября 22 дня Генерал-майор
1742 г, А. Ганибал
1.
По высочайшей милости Ея Императорского Величества в прошлом 1741 году был я пожалован в ревелской артилери в подполковники.
2.
А в то время граф Левендаль, ревелской губернатор, был в Петербурге, то я пришед к нему, как к главному Командиру по моей должности; то он на меня, что я к ревелской артилери определен, — кричал веема так, яко на своего холопа, ибо тогда при той артиллерийской команде был криатур швецкой нации майор Голмер, которого велено вывезтъ в Нарву.
3.
А как уже я прибыл в Ревель и команду артиллерийскую принял, то он, Левендаль, всячески меня гнал, чтоб мне в Ревеле не быть, и делал обиды не токмо собою, но и чрез бывшего тогда в Ревеле обер-Коменданта Дебриния, — чем бы возможно к несчастию привестъ; к тому ж не толико меня, но и обретающихся в ревелском гарнизоне штаб и обер-офицеров гнали вон таким случаем, что посылали к ним с угрозами, чтоб просили в отставку доброволно; а ежели доброволно не пойдут, то и с нечестию будут выгнаны, и между некоторыми разговоры грозил заочно мне, что я де его как могу то сделаю, что он и сам не рад тому будет, что в ревелской гарнизон просил.
4.
И между прочими мне их злодейскими обще обидами стоял я на отведенной мне от ревелскаго магистрата квартире, и жена моя тогда была на последних часах к рождению младенца, то обер-комендант Дебриний прислал ко мне объявить, чтоб я с той квартиры вышел доброволно вон, а ежели доброволно не выду, то хотел выбить безвременно и мой багаж выкинуть на улицу, то я посылал к нему, Дебринию, просить от артилери обер-офицера, дабы он того мне за имевшею жены моей болезнью не учинил, и он, Дебриний, тому посланному офицеру объявил тож, и в магистрат писал тож, чтоб меня с той квартиры конечно выбил, но токмо того магистрат по его писму не учинил.
5.
И как оный Дебриний писал в ратушу, сыскав те резоны, что якобы оный дом строен солдатами, то я, взяв тогда с того писма копию и обьявя губернатору Левендалю, и о той наглой на меня обиде словесно просил; точию на то мое прошение резолюции никакой не учинено, почему мог я присмотреть, что то у них чинено ко изгонению меня с общего согласия.
6.
А в прошлом году по объявлени швецкой войны то по присылаемым ко мне от Его Светлости Ланд-Графа принца Гессен-Гомбургскаго строгих указов и ордеров велено содержать артилерию во всякой исправной готовности и от неприятелскаго нападения ко обороне во осторожности, то тогда мне обер-комендант Дебриний словесно многократно говорил, чтоб с крепости имеющиеся пушки свалить, но токмо по словесным его указам я представлял ему резоны, что в нынешнее время того учинить невозможно.
1,
И как видя оный комендант, что я того по словесным его приказам не чиню, то он о исполнении того ко мне писменно ордером предложил, дабы с городовых валов пушки сбросать, что и учинено.
8.
И как увидя штаб и обер-офицеры, тако ж солдатство и прочие российского народа люди, что пушки болтая часть свалены и город имеется от неприятеля без защиты, то стали между себя многие переговаривать и знатно, что те переговорки ему, Дебринию, дошли.
9.
И потом он, видя, что учинено так непорядочно, то призвав меня в дом и при многих штаб и обер-офицерах о том на меня кричал не обычно, что по моему характеру веема то было обидно, чего ради оныя пушки с города свалил якобы я собою, на что я ему объявил, что оное я учинил
