Аборигены, кенгуру и лайнеры - [22]

«Пареп-отель» состоял из трех частей. Наружные здания: туалеты для посетителей общего бара и бараки для обслуживающего персонала, которым туалетов не полагалось (они ходили в кусты). Вторая часть была расположена на первом этаже — это кухня, столовая и ресторан. К третьей относились спальни, туалеты и ванные комнаты проживающих в отеле. Эта часть здания опиралась на стальные балки трехметровой высоты и прекрасно защищала регулярно посещающих бар любителей выпить от дождя и солнца. Формально ресторан закрывался в девять вечера, практически же там можно было получить спиртное в любое время дня и ночи. Часто дело не обходилось без драк, а однажды, во время моего пребывания в Дарвине, дело дошло и до выстрелов. Таким образом, для человека с чутким сном «Пареп-отель» представлял известное неудобство.

Через неделю после моего прибытия в Дарвин было рождество. Я хорошо запомнил этот первый рождественский обед — не только из-за того, что английская еда очень не подходит к тропикам, но и потому, что тогда я пережил первую тропическую грозу. Так как я был совсем незнаком с подобными явлениями природы, гроза произвела на меня сильное впечатление. Гром делал всякую попытку разговаривать почти безнадежной, но мои соседи по ресторанному залу воспринимали все происходящее как нечто совершенно обычное, даже когда дождевая вода поднялась выше канавок, проходивших по цементному полу, и начала разливаться под столами. В своем сером костюме я чувствовал себя в достаточной мере уверенно, и если другие держались перед разверзшимися вратами ада с большим самомнением, то и я старался вести себя так же, потому что не хотел показать, что я новичок, — правда, укусы песочных мух очень мешали мне выдерживать характер.

Тропическая жара в Дарвине была делом довольно обычным, но я совершил ошибку, прибыв туда в середине лета,'в сезон дождей. В Северной Австралии, по существу, лишь два сезона — «мокрое» лето, когда северо-западный муссон приносит влагу и дожди, и «сухая» зима, когда дует юго-восточный пассат и в течение нескольких месяцев на небе не появляется ни облачка. Погода в это время года великолепная, и дальше в глубь материка по ночам бывают даже заморозки. Мы разделяли зиму на периоды в одно, два или три одеяла, исходя из того, сколько их требовалось ночью. Летом же спали нагими или укрывшись одной лишь простыней под сеткой от москитов. В дождливый сезон многие, вначале и я тоже, страдали от выступавшей на коже сыпи. Юго-восточный пассат называли «лихорадочным ветром», так как он вызывал заболевания малярией и лихорадку денге.

В 1937 году в Дарвине было примерно две тысячи жителей — черных, белых и метисов. По европейским понятиям, это была довольно большая деревня. Ближайший относительно крупный город — Клонкарри в Квинсленде — находился на расстоянии тысячи трехсот километров. Дарвин был, по существу, изолирован.

Социальные слои, можно даже сказать касты, в Дарвине были резко разделены. За администратором и его женой следовали «искатели жемчуга» (я имею в виду белых хозяев жемчужного промысла). Они разбогатели во время экономического кризиса, когда цены на жемчуг были высокие. В тридцатые годы цены упали, и эти люди теперь занимали высокое социальное положение уже не благодаря солидному банковскому счету, а лишь по инерции. После хозяев жемчужного промысла шли служащие «Боврила» и «Вестейса», двух крупных британских мясных компаний, через общих директоров или какими-то другими темными путями связанных с американскими мясными картелями. В их распоряжении были громадные, площадью до двадцати пяти тысяч квадратных километров, поместья на Северной территории, частично их собственные, частично арендованные. Эти земли не обрабатывались, и сотни тысяч голов крупного рогатого скота свободно разгуливали на просторе. Выход мясной продукции не интересовал хозяев, главной целью обеих компаний было держать землю в своих руках, чтобы никто не мог ее использовать и составить конкуренцию. Их главные интересы в это время были в Аргентине. Само собой разумеется, представители «Боврила» и «Вестейса» находились на месте и присматривали, чтобы все было как следует. Одичавший скот не нуждался в уходе, поэтому служащие большую часть времени проводили в Дарвине, особенно летом, когда до скотоводческих станций трудно добираться.

Далее следовали чиновники различных степеней — от хорошо оплачиваемых чиновников медицинской службы до хуже всех оплачиваемого секретаря. На какой ступени этой иерархической лестницы находились метеорологи, неясно, по-видимому, где-то очень низко. Затем шли белые владельцы магазинов, служащие банка и другие представители свободных профессий, городской прокурор, протестантские и католические священники и т. д. Ниже белых — китайцы и японцы. Китайцы владели магазинами, занимались торговлей и в 1937 году все без исключения были на стороне Гоминьдана. Пятнадцатью годами позднее они столь же рьяно поддерживали Мао Цзэ-дуна. Японцы ловили жемчуг, работали по контракту на белых хозяев промыслов. В противоположность китайцам они не были австралийскими гражданами. Это как будто бы противоречит политике «белой Австралии», но основная часть китайского населения переселилась в страну еще в семидесятых годах прошлого столетия. И поскольку эти китайцы с рождения были австралийскими гражданами, их жены, которых они привезли из Китая, становились австралийками и их дети также считались австралийцами.