Абхазский дневник - [2]
Электричество.
Со 2-го ноября Сухум лишился электроэнергии, а мы возможности приготовить себе еду и вскипятить хотя бы стакан чая. Ведь газа давно нет. Ждали несколько дней, но света так и нет, и тогда все принялись устраиваться кто как мог. Запылали во дворах костры с варевом, стали устанавливаться в домах буржуйки, возникли керосинки, на лестничных площадках домов поставили пустые старые ведра, соорудив из них нечто вроде буржуйки… Появились на свет старые трубы, колена, решетки и люди, владеющие печным искусством. Все мы в саже, пропахли дымом, очистили подвалы от старой рухляди, и другая мебель пошла в ход. Из частных домов принялись рубить платаны, камфорные деревья и эвкалипты… Ну, платаны, ладно, если их рубить не низко, они снова отрастут, но эвкалипт, камфорное дерево… Погибает зеленый наряд города. Газета устрашает штрафом, но людям плевать. Главное – выжить и спастись. Рядом с нами бывшее общежитие постройкома №6. Там жили парни абхазы. Говорят, их вывезли на рытье окопов. Все общежитие разорено и разгромлено. Мебель выброшена для огня: добротные шкафы и столы. Библиотека профсоюзная при этом здании разгромлена. Стеллажи разобраны для костров, книги – на полу, но и их уже нет – разобрали кто для огня, кто похитил для себя. Вынуты рамы окон на огонь, разбирают паркет для костров. Такой вот разор, будто здесь варварские полчища прошлись. Будто люди не в своем городе живут.
Спать ложимся в 5-6 ч. вечера, как только стемнеет. День зимний и короткий. Почти никто не зажигает света. Свечи дороги, керосина нет и экономят. Мой сосед соорудил мне из аптечного пузырька коптилку образца военной поры. Фитиль из бинта, наливают керосин. Она не коптит и в комнате все же что-то видно и можно передвигаться не натыкаясь на мебель.
Сосед же соорудил мне и печурку самодельную из квадратной банки жестяной с трубой и ржавым коленом, которое я нашла на свалке. Готовить на ней сложно и долго, но разогреть еду можно в ковшике и вскипятить стакан чая, кофе или какао. Такая роскошь – порошок немного остался. А молоко сухое купила на кондитерской фабрике по 100 р. за кг.
Газ дали на два дня. Сообщили, что неисправность где-то в Грузии устранена и газ обещали. Но потом он вновь исчез и похоже навсегда. Грузгаз нашему городу отказал в подаче газа. Видимо кто-то рассчитывает, что население города без воды, газа, света и тепла скорее перемрет. Нужна ведь территория без населения. Население они потом свое привезут откуда нужно, а мы лишние. Се ля ви, как говорят французы.
Купила газ. «Демократическая Абхазия». Не верю я ей. Но все равно читаю – какие-то крупицы правды о нашей жизни там есть. Так вот. Редакция газеты дала телеграмму лично Шеварднадзе о возможном социальном взрыве в г. Сухум, если населению не дадут хотя бы газ для существования. Просят давать хотя бы 2 раза в неделю. И неисправность там давно устранена, а газ все так и не хотят давать. Тем более при абхазском правительстве нам его никогда бы и не дали, если даже сейчас не дают.
Стволы срубленных платанов частники домов – мегрелы утаскивают к себе во двор и распиливают на зиму – они-то спасутся – а ветки и прочий хворост подбирают старушки из коммуналок, и я в том числе. Они-то, мегрелы, спасутся. В первые же дни войны ими были разграблены все склады города и магазины – они всем запаслись. И хлеб в их руках – дают в первую очередь им и тем семьям, где служат парни в гвардейцах. Привезли к нам во двор на машине хлеб и давали его в первую очередь соседям – мегрелам. Я разбежалась, но мне сказали: подожди! Потом все же сжалились и дали, а русские соседи не получили, хлеб – отказали им.
То же самое и у хлебозавода. В очередях стоят, в основном, лишь русские, армяне и прочие, кроме привилегированного населения – грузин и мегрелов. Их в очередях очень мало. Они приезжают на своих машинах ночью, под утро к хлебозаводу и берут его там без всяких очередей и проволочек. А мы стоим днями и ночами и то не всегда нам достается. Такова демократия!
Недалеко от нас Сухумский винный завод. С первых же дней его разорили и ограбили. Все тащили оттуда вино в ведрах, бочках, бутылках. Все вокруг пропахло и пропиталось винным духом.
Мой дом и соседи. В доме живет мало абхазцев, которые с началом войны все сразу уехали. В нашем подъезде осталась я одна на первом этаже. Почему я не уехала? По многим причинам. Во-первых, отчасти доверилась соседям, думая что не причинят они мне все же зла. Во-вторых, надеялась, что этот кошмар вот-вот кончится, но он не кончался. Еще когда Леву отправляла в Гудауту, можно было пройти через нижний Гумистинский мост. Тогда там стояли по обе стороны моста миротворческие силы русских войск. И тогда я не ушла, надеясь, что все скоро успокоится. Кроме того, мне было страшно бросать свою квартиру на произвол судьбы и лишаться всего нажитого за 40 лет работы. Я уже старая и пенсионер, мне теперь ничего не нажить и оставаться в одном платье до конца жизни – такая перспектива меня не прельщала. Сдерживало и то, что идти в Гудаута совершенно без денег и садиться на чью-то шею, лишний рот, а там и так не сладко без меня. Я хронически больна и вне своего дома больше недели нигде жить не могу. И не захотела я быть беженкой неизвестно на которое время. Пенсию не дают месяцами. Сейчас кончается декабрь, а мне последний раз пенсию дали лишь за август. Пожилому и одинокому пенсионеру жить не на что. Мы были с Левой, моим племянником, на грани голода. Потому я его и отправила, решив сама тянуть и голодать одной. Но стало невмоготу, и пошла на бывшую работу. Попросила хотя бы временно надомную работу, чтобы получать какую-то зарплату, чтобы не умереть с голоду. Дали такую работу. И теперь ношу с работы домой карточки и работаю с ними. В основном по ночам при свете коптилки, т.к. днем идет борьба за выживание: вода, дрова, огонь, очереди, хождение пешком на работу, а оттуда на рынок. Все время пешком! Транспорта почти нет. Троллейбусы стоят из-за отсутствия эл. энергии, иногда ходят автобусы, но проезд стоит 5 р. в один конец. Мне это не по карману. Если бы не работа, дарованная мне моей родной бывшей библиотекой, мне пришлось бы так или иначе бежать из города, чтобы спастись от голода. Работа меня пока кормит.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
Бросить все и уйти в монастырь. Кажется, сегодня сделать это труднее, чем когда бы то ни было. Почему же наши современники решаются на этот шаг? Какими путями приходят в монастырь? Как постриг меняет жизнь – внешнюю и внутреннюю? Книга составлена по мотивам цикла программ Юлии Варенцовой «Как я стал монахом» на телеканале «Спас». О своей новой жизни в иноческом обличье рассказывают: • глава Департамента Счетной палаты игумен Филипп (Симонов), • врач-реаниматолог иеромонах Феодорит (Сеньчуков), • бывшая актриса театра и кино инокиня Ольга (Гобзева), • Президент Международного православного Сретенского кинофестиваля «Встреча» монахиня София (Ищенко), • эконом московского Свято-Данилова монастыря игумен Иннокентий (Ольховой), • заведующий сектором мероприятий и конкурсов Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви иеромонах Трифон (Умалатов), • руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви иеромонах Геннадий (Войтишко).
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.