Абанер - [42]

— Без зазнаек обойдемся! — подхватили девушки.

Но осадить Чуплая было не просто, и он не собирался уходить.

— Будем разбирать обоих, — жестко сказал он. — Виновника искать нечего, пусть Новоселов выйдет и признается.

Женька с безразличным видом сидел на задней парте и читал газету. «Меня, мол, не касается!» От слов Чуплая он вздрогнул, украдкой глянул на товарищей и хотел улыбнуться, но не смог и снова уставился в газету.

— Слышите, Новоселов? — повторила Клавдия Ивановна.

Плечи Женьки передернулись.

— А что я?..

— Считаете вы себя виноватым в том, что произошло с Липой?

Новоселов опять равнодушно передернул плечами.

— Пусть выйдет!

— Нечего в прятки играть! — зашумела группа.

Тогда Женька, как вор, которого уже поймали, неторопливо вылез из-за парты и вразвалку прошел вперед. Может быть, шагая от парты до стола, он додумал, как ему держаться и, повернувшись, поглядел на всех сердито.

— Как Шишкина запуталась, так пусть и распутывается, А меня нечего приплетать. Фактов у вас нет, доказательств!..

— Бессовестный!

— И не стыдно!

— Да он просто подлец!

Парень явно просчитался. Гул гнева не дал ему договорить.

Сереже было противно смотреть на Новоселова. Ночь, сосны, заплаканная Липа. Неужели можно стать таким гаденьким?

— Слушай ты, Евгений Захарович! — приподнялся Чуплай. — А ведь не отвертишься. Подаст Липа на алименты — мы все в свидетели пойдем. А Липа не подаст — группа это сделает. Понятно?

По имени-отчеству Новоселова, наверно, назвали впервые. Растерянные глаза опустились.

— Подавайте… Я зарплату не получаю…

— Ого-го-го!

— У батьки мошна тугая!

— В кассе у лавочника хватит! — расплескался разноголосый смех.

Женька обиженно покосился и выбросил последний козырь.

— Моего отца голоса лишили, знаться с ним не хочу… Скоро прочитаете в газете. — И торопливо прошел на место.

Группа недоуменно переглянулась, Горошек посмотрела на него брезгливо.

— Я не знаю… Можно ли это, отказываться от родителей? Я бы от своего отца не отказалась… А Новоселову по-моему, совсем незачем. Чем он лучше отца? Мы были с Зориным в деревне. Там его отец народ обманывал, здесь сын обманывает, Так о чем писать в газету?

— Лавочнику не уступит!

— Еще похлеще обжулит!

— В суд!..

В класс словно залетела стая крикливых грачей, Клавдия Ивановна закрыла ладонями розовые уши. Но что это? Поднялась Клава Горинова! Эта молчунья будет говорить?

— А п… п… пусть Новоселов зар-р-регистрируется с Липой! — заикаясь больше чем всегда, с трудом выговорила она.

Вот это никому в голову не пришло. Ребята глядели на Клаву недоверчиво, а Рая с явным презрением.

— Надо еще Липу спросить, согласится ли она с ним регистрироваться. Я бы с Новоселовым сор в одну кучу не стала заметать!..

Клавдия Ивановна давно пыталась заговорить, но это ей не удавалось. Сейчас группу было так же трудно остановить, как полчаса назад заставить разговориться. Наконец стало потише. Учительница грустными глазами обвела класс. Она считает ребят и девушек взрослыми и только поэтому решилась на такой разговор. Конечно, заставить Новоселова признаться группа не может. Пусть он сам думает, как поступить, но не забывает, что школа в стороне не останется.

— Теперь отвечу Чуплаю. Липа, по-моему, не меньше виновата, а даже больше. Правильно Чуплай сказал, нам стыдно смотреть в глаза друг другу. Мы тоже виноваты, что не предостерегли Липу, и больше всех — я…

Дверь осторожно открыл Назар Назарович.

— Новое происшествие!.. — неодобрительно покачал он бритой головой. — Что? Уже разобрали? Хорошо, вмешиваться не буду. Распустили мы их с вами, Клавдия Ивановна.

Сережа понял, «мы с вами» сказано для учеников, а «распустили» целиком относилось к учительнице.

Но возражать никто не стал. Скворечня постоял, покачал головой и сказал, что Новоселова Евгения просит к себе Евграф Васильевич.

— Вы разрешите, Клавдия Ивановна? К Новоселову отец приехал, в канцелярии дожидается.

О чем говорил Бородин с лавочником, ребята не знали. Будто бы Захар Минаевич дал Женьке оплеуху, просил Евграфа Васильевича не исключать сына и обещал «уладить дело миром».

Вечером заседал школьный совет, но на этот раз ученических представителей не пригласили и даже секретаря ячейки. Чуплай, улыбаясь, говорил ребятам:

— Нас голоса лишили. Одни преподаватели чепе разбирают. Скворечня, поди, Клавдию Ивановну клюет. Ну, да мы ее в обиду не дадим.

— Мама у Липы — портниха, — рассказывала Клава. — Козу держит, огород сажает. В прошлом году я ходила к Липе. Домик у них до окошек в землю врос, самый плохой дом в селе.

А дня через два явилась в городок Липина мама. Низенькая, тонкая, она очень походила на Липу. Только лицо было не розовое, как у дочери, а желтое, со множеством морщинок. Она плакала и приговаривала, что «лучше руки на себя наложить, чем такому случиться». Потом как-то сразу успокоилась.

— Одежонки у Липочки нет. Ни шубки, ни пальтишечка. Платья ей из старья переделываю, да и переделывать не из чего.

Девушки утешали портниху, а Сереже казалось странным, как она может сейчас говорить о платьях.

Липа стала безучастной ко всему, не понимала, о чем ее спрашивали и, молча, собирала вещи.