Абанер - [37]

Обшарить солнечный простор,

Морского дна прочесть страницы,

Проникнуть в тайны вод и гор.

В лугах поемных утром ранним

Запоем чистый воздух пить,

Всю жизнь работать неустанно

И Революции служить.

Клавдия Ивановна придвинулась к Наталье Францевне и через плечо заглядывала в газету, старушка, учительница начальных классов Анастасия Власьевна, с умилением покачивала головой.

— Очень хорошо! Мне бы никогда так не написать.

Клавдии Ивановне стихотворение тоже понравилось, но Наталья Францевна сказала:

— Школьные… детские стихи. Но искренне, от души.

Был день практики. Преподаватели второй ступени собрались в начальной школе на пробные уроки выпускников, В окна учительской, похожей на купе вагона, пробивалось солнце. Яркие лучи играли на пожелтевшей таблице умножения, на стареньком глобусе в углу, на лицах девочек, бегущих от грозы, которые испуганно глядели с картины.

— Вот ваши ученики какие! — ахала Анастасия Власьевна. — Стихи пишут, доклады делают. И старательные, нечего сказать. Вся группа здесь с утра, перепугали наших ребятишек. А нам из-за тесноты даже в учительскую будущих педагогов нельзя пригласить. Знаете, как они за пробные уроки переживают. Зорин — еще ничего, а эта Фима измучилась вся и меня измучила. «Как это, как то, Анастасия Власьевна?» А я сама в этой комплексной системе не очень. Кабы диктовка или грамматика. Пусть уж лучше Назар Назарович инструктирует, у него голова большая… Только чего он задерживается?

Заботливая Анастасия Власьевна подлила чернил в чернильницы, взглянула на ходики и торопливыми шажками засеменила в класс о чем-то еще напомнить ученикам.

До звонка было далеко, Наталья Францевна и Клавдия Ивановна стали опять читать газету и нашли еще знакомую фамилию.

— «Как абанерцы выгнали кулака с собрания», — перечитала Клавдия Ивановна. — Горошек пишет. Интересно. «Прогнали спекулянта Новоселова, так что он едва ноги унес». Крепко Элина Жениного отца высмеяла. Не очень-то удобно будет Евгению в глаза товарищам смотреть.

— Вот уж кого не жаль, так этого бездельника! — поморщилась Наталья Францевна. — Сидит на уроке и выдавливает прыщи… А Горошек молодец, смелая. Я ее сначала недолюбливала. Модница, думаю, пустоцвет. Ан, нет.

— Горошек за этот год выросла и всех обворожила. Ребята за ней так и вьются, — улыбнулась Клавдия Ивановна.

— Что ж, дело молодое.

— А вот Клава Горинова почему-то не пользуется успехом. Ее даже танцевать редко приглашают. А я ее больше всех в группе люблю.

— У Евдокии Романовны славная дочка. А кому кто нравится, почему не нравится, этого нам не дано знать, — вздохнула Наталья Францевна.

Разговаривая о молодежи, учителя не заметили, когда вошел Скворечня. Он был чем-то очень расстроен, сказал невнятное «Здрасте!», молча разделся и долго вытирал платочком вспотевший лоб.

— Посмотрите-ка, Назар Назарович, как выпускная группа по жизни шагает, — показала газету Клавдия Ивановна.

Но Скворечня не стал читать и строго поглядел на преподавателей.

— Не вижу причины радоваться… Вы распустили группу, Клавдия Ивановна.

Улыбка исчезла на ясном лице девушки, глаза загорелись обидой.

— Это почему же?

— Чем вас прогневила выпускная группа? — удивилась Наталья Францевна.

— Она меня не прогневила, до чертиков довела. Заявляют на уроке — не понимаем педагогику. Кто не понимает? Чего не понимает? Чтобы понимать, слушать надо, к лекции готовиться. Вчера какой-то пасквиль на меня Бородину подали. Чуплай, Зорин, Некрасова, Горошек. Вот вам хваленая группа!..

Назар Назарович выговорил это залпом, сел на скамейку и опять стал вытирать лицо платочком. Клавдия Ивановна растерянно поглядела на Наталью Францевну, та пожала плечами и показала на часы.

— До урока совсем немного. Не надо об этом… Потом.

Но рассерженного Скворечню невозможно было остановить. Он придвинулся к молодой учительнице и с жаром начал доказывать. Она хоть и руководитель группы, но не видит, что делается, не умеет анализировать, обобщать. Разве не из этой группы когда-то чуть не задавило ученика? Почему? Потому что ребята разболтаны, не признают дисциплины. Не в этой группе сочинили глупую сплетню, дрались с кольями и топорами? Теперь Новоселов прогуливает все вечера с Липой, а Клавдия Ивановна смотрит на все сквозь пальцы, попустительствует распущенности.

Назар Назарович, хотя и был взволнован, с методической последовательностью «обобщал» факты, нанизывая одно на одно: разбитые окна, потерянные лопаты, грубость Аксенка, не поданные конспекты по педагогике.

Глаза Клавдии Ивановны стали круглыми, Наталья Францевна положила ей руку на плечо и так глянула на Скворечню, что тот отвернулся.

— Как вам не стыдно, Назар Назарович!..

Скворечня отпил глоток воды из стакана, упрямо покрутил головой.

— Но это еще не все, товарищи. А знаете, на что живет Фима? Не знаете? Ей дает деньги Лойко. Я, конечно, не думаю плохого, но все-таки… Тут надо как-то вмешаться.

— Да перестаньте вы помои лить! — поднялась Наталья Францевна. — Лойко честнее нас с вами, Назар Назарович! Фу, мерзость какая!..

— Факты! — развел руками Скворечня.

— Из всего, что вы наговорили, немножко походит на правду приставание Новоселова к Липе. О Липе надо подумать. А все остальное — чистейшая клевета. Но об этом мы поговорим в другом месте. Мы не дома, и сейчас начнутся уроки.