А жизнь продолжается - [40]

А доктор так и стоит, согнувшись, словно не может прийти в себя.

— Что с тобой? — спрашивает фру Лунд, задрожав как лист. — Она тебе что-нибудь сделала?

— Сделала? — Он выпрямляется и отнимает от лица руки. — Погляди сама!

Лицо его в крови, выцарапанный глаз свис на щеку.

XII

Что может быть хуже заминок и проволочек, которые то и дело выпадают на долю десятника! Август был нарасхват, его призывали, с ним советовались, отвлекали всякими разговорами, а когда ненадолго оставляли в покое, в гараж непременно заглядывал хозяин и задавал вопросы, не мог же Август одновременно бетонировать стену и отвечать, он привык докладывать стоя навытяжку.

— Подручный, а сам ты умеешь водить машину?

— Умею, но у меня нет документов.

— Водительских прав. У меня есть, — сказал хозяин, — только на английском. Ты бы не разузнал, что нам с тобой нужно предпринять, чтобы получить права? Мне хотелось бы, чтоб в случае необходимости ты мог бы меня подменить. А гараж получается замечательный.

— Успеть бы!

— Будем надеяться. И надо же было такому случиться, что мальчик упал.

Подручный:

— Я предупреждал их обоих не раз и не два, да все без толку.

— Бедовые ребята! А теперь и сам доктор остался без глаза, и ему тоже надо в больницу. Пароход придет завтра. Кстати, вы втроем могли бы пойти на пристань и помочь переправить доктора с мальчиком на борт.

— Будет сделано.

— Хорошо, значит, ты выяснишь, как нам получить водительские права. Кажется, надо обратиться не то к судье, не то к ленсману…

Потом пришел начальник телеграфа, книжный червь, и опять Августу пришлось отвечать стоя навытяжку. Есть ли у него еще какие-нибудь русские книги? — нет. А другие редкие книги? — нет.

— К вашему сведению, я приобрел ту самую русскую Библию, — сообщает начальник телеграфа.

— Вон как. А я и не знал! — восклицает Август. — Он все-таки ее продал!

— Он пришел и предложил мне ее купить.

— Сколько вы за нее отдали?

— Я хотел бы сперва выяснить, сколько он отдал сам.

— Вот кощунник! — возмущается Август. — Знал бы, не видать ее ему как своих ушей.

— Я заплатил ему пять крон. Не многовато?

Август:

— Теперь я его и на порог не пущу. Один раз он чуть не увел у меня новехонькую… то есть старинную… старинный псалтырь.

— А на каком языке?

Август снова принимается за работу:

— На порог его больше к себе не пущу…

Дальше — больше: дорожные рабочие крупно не поладили с кузнецом. Приходит Адольф и жалуется, хоть бы он Бога побоялся, пусть Подручный идет и с ним разбирается.

Ладно, Подручный выясняет с кузнецом отношения, буры никуда не годятся: или крошатся, или гнутся, у него корявые руки, он не умеет закаливать.

— Так-таки и не умею?

— Да. А если ты не будешь работать как следует, считай, что ты сделал для нас последний бур и последнюю кирку.

Тот смеется:

— Я один кузнец на всю округу, и других тут не водится. Вот разве что ты наймешь звонаря, чтоб затачивал тебе инструмент.

— Я закажу по телеграфу ручной горн и буду затачивать сам. Да и уж если на то пошло, консулу ничего не стоит выписать в Сегельфосс настоящего мастера.

Кузнец побледнел:

— Настоящего? Да я был в подмастерьях у самого Орне, корабельного кузнеца в Тромсё.

— Ага, и не способен выковать мало-мальски прочный лом.

— Значит, не способен? Ну раз ты такой умелец, может, покажешь мне, как надо ковать? Ха-ха-ха!

Подручному вовсе не до того, ему некогда, однако же он берет лом и, перекрестясь, опускает в горн. Адольф приставлен раздувать мехи. Кузнец наблюдает за ними, не скрывая злорадства. Вообще-то Подручный не кузнечит, но у него золотые руки, стало быть, ему по плечу и кузнечное дело. Если он за что берется, быть такого не может, чтобы не получилось, а кроме того, ему уже доводилось и стоять у наковальни, и закаливать сталь.

Конечно же, у него получается. Он отбивает лом, он зорко следит за жаром, у него наготове горсть песка, если жар будет очень силен. Снова отбивает, потюкивая легонечко молотком, в третий раз опускает лом в горн, теперь уже в слабый жар, да еще как ловко и бережно!

— Ну и что ты обычно делаешь дальше? — презрительно спрашивает он кузнеца.

— Кунаю в чан — и готово!

— А я делаю не так.

Нет, он поступил иначе. Сунул лом в ящик с песком, подержал его там даже не секунду, а долю секунды и, увидев, что металл приобрел нужный синеватый оттенок, осторожно погрузил в воду самым концом, на пробу; убедившись, что синева почти сошла, снова окунул и, тихонько помешивая, остудил.

Они резанули по острию напильником — ему ничего не сделалось. Кузнец одобрительно кивнул. Тогда они надавили острием на наковальню — оно и тут выдержало. Кузнец снова кивнул.

— Я попробую по-твоему, — сказал он покладисто. — Покажи теперь, как затачивать бур!

— Мне некогда. Но вообще-то буры затачивают таким же манером, — наставлял Подручный. — А для кирок жар надо убавить, потому как это уже сплав железа со сталью. Намотай себе на ус. И помни, закалка требует внимания и осмотрительности!

Подручному было позволительно важничать, на этот раз ему повезло, а может быть, он вовремя остановился. Вполне вероятно, что, производя все эти манипуляции, он немножко перехватил. Как бы там ни было, он отстоял себя и доказал свое превосходство.