А жизнь продолжается - [121]

С тех пор Август жил в постоянной тревоге и страхе, ведь раз уж рабочие начали бетонировать, нужно было довести это до конца. Кроме того, прибавилось еще одно обстоятельство: прокладка водопроводных труб в подвал и наверх. Этот хитроумный проект чертовски заинтересовал Августа, рабочие тоже порядком им увлеклись, а отверстия между тем никто бурить и не думал. Каждый вечер Август с замирающим сердцем возвращался к себе домой, но назавтра и послезавтра опять шел на риск — и за ограду не брался. Так неделя за неделей и проходили.

И все это время ему никак не удавалось вызвать Корнелию на серьезный и решающий разговор. Когда бы он ни пришел, дома ее не оказывалось. Он не понимал, как она может быть такой бессердечной, ведь он к ней со всей душой. Подержать бы ее за руку, думал он, у нее такая щуплая ручонка, а кончики пальцев потрескались, от недоедания, это трогало его до самого сердца.

Август часто бывал в Южном селении, и всегда по делу. Должен же он был сообщить Хендрику, что англичанин уехал на Свальбард, и должен же он был на другой день разъяснить все тому же Хендрику, сколько времени займет поездка на Свальбард и обратно. Однако Корнелия была неуловима.

— Да куда же она, черт побери, запропала? — спросил он у Хендрика.

— Она и от меня прячется, — ответил Хендрик.

— Отчего это?

— Не знаю. Сдается мне, она сомневается, а получу ли я эту должность при англичанине.

— Она что, так и говорит?

— Да. Раз он не приезжает.

Август возмущенно:

— Передай ей от меня, если я что сказал, так оно и будет!

А потом приключилось большое несчастье, и передавать уже было нечего и некому. Да, всему этому наступил конец.

Со всех ног прибежал Хендрик. Он забыл, что у него есть велосипед, и примчался бегом, обеспамятев и без шапки.

— Она умерла! — выдавил он со всхлипом.

— Умерла?

— Корнелия.

Молчание.

— Ты, случайно, не врешь? — сказал Август.

Хендрик принялся объяснять:

— Утром Корнелия с отцом повели кобылу со двора. А на нее опять накатило, она кусалась и брыкалась и вставала на дыбы. Ну, вышли они на проселок, а вели они ее в соседний приход, к жеребцу. Но добрались только до Межевой речки. Им надо было на ту сторону, а кобыла заартачилась и ни в какую. Они вдвоем тянуть ее, Корнелия споткнулась и посунулась вперед, тут лошадь ее и лягни. Насмерть. В висок. Один-единственный удар…

Молчание.

— Отец к речке, черпанул шапкой воды, думал, она сомлела, а она была уже мертвая…

Молчание.

— Сколько он ее ни отливал, она так и не очнулась. Он кричал, звал на помощь, но это ж далеко, у Межевой речки, а она лежит, не открывает глаз и совсем не дышит…

Молчание.

— Ты был с ними? — спросил Август.

— Я-то? Нет. Отец принес ее домой на руках. Маттис взял мой велосипед и поехал за доктором, только это было уже ни к чему.

Даже и сейчас Августу не изменила смекалка.

— А что сказал доктор? Он пустил ей кровь?

— Не знаю. Он сказал, что она умерла.

— Он что, не стал пускать ей кровь?

— Я не знаю, — сказал Хендрик, — я в дом не заходил. Он вышел и сразу же сказал, что она умерла. И уехал на своем мотоцикле.

Августу вспомнился случай из его кругосветных странствий: смертельный удар бутылкой в висок. Человек умер, но на всякий случай ему сделали кровопускание. Август принял известие Хендрика хладнокровно, он был немногословен, что да, то да, но по виду не скажешь, чтоб горевал.

— Да, — произнес он, — я их предупреждал, я запретил Корнелии водить кобылу на случку.

— Я это слыхал, — отозвался Хендрик.

— Плохо, что я не пристрелил эту зверюгу, — сказал Август. — Я мог бы поступить и иначе и сделать ей прокол, чтобы вышли ветры. Только бесновалась она не от этого, так что прокол бы ей ничуть не помог. Нет, надо было мне ее все-таки пристрелить.

Хендрик ничего не ответил.

Был ли Август человеком суровым и мужественным, который не позволял себе предаваться горю открыто? Или же поверхностным, неглубоким, что и помогло ему пережить эту катастрофу? Наверное, и то, и то. Корнелия умерла, она ему не досталась, но его ревнивое сердце определенно находило утешение в том, что она не досталась и никому другому.

— Ничего с этим не поделаешь, — заключил он.

Хендрик плакал и отчаянно силился это скрыть, он громко харкал и то и дело удал ьс к и запрокидывал голову.

— Хендрик, ничего с этим не поделаешь.

— Да. Но чтоб тебя насмерть убила лошадь… это так горестно, я этого не снесу.

— Да, — рассеянно обронил Август.

Хендрик потряс головой:

— А как хорошо все могло бы сложиться, если бы мы оба были в живых.

— Н-да, — с отсутствующим видом произнес Август.

— Она дала мне это понять в самый последний раз.

— Она дала это понять не тебе одному, — ввернул Август.

— Как это? — удивился Хендрик. — Единственный, кто еще был, это Беньямин. Только она сказала, что меня любит куда больше.

Август глубоко уязвлен, оттого что его не взяли в расчет.

— Беньямин был вовсе не единственным, насколько я знаю. Ладно, некогда мне стоять тут и с тобой растабарывать.

И с этими словами он пошел прочь.

XXXI

Давно уже наступил сентябрь, по ночам лужи затягивало тонким ледком, и, поскольку водопровод необходимо было провести прежде, чем земля промерзнет, требовалось поднажать. Особенно много возни было с самим водозаборником на ручье за пятью осинами, нужно было построить вместительную цистерну и сколотить над ней деревянный навес — работа на линии, понятное дело, застопорилась. О, позорные отверстия, которые никто не бурил и которые не бурились сами собою, эти непробуренные отверстия оказывали Августу глухое сопротивление. Изо дня в день Август собирался совершить вместе со всей своей бригадой марш-бросок к охотничьему домику, чтобы добурить их и окончательно с ними разделаться, и всякий раз ему что-то мешало. Консул их тоже больше не подгонял, да и как он мог? Ведь водопровод проводили в аптеку, для его матери и ее мужа.