А жизнь продолжается - [108]

Так или иначе, а в воскресенье оглашения помолвки Корнелии с Беньямином в церкви не воспоследовало.

Да, можно сказать, все складывалось как нельзя лучше. Если не считать несчастья с адвокатом Петтерсеном, который повредился в уме, судьба была к Сегельфоссу куда как милостива. Август сделался богатым и уважаемым человеком, усилиями своего чертовски хваткого агента в Хельгеланне консул получил крупный заказ, старая хозяйка шла на поправку и уже садилась в постели, горное пастбище кишело овцами. Вот только это несчастье с адвокатом Петтерсеном, Чубуком.

Из поездки по морю аптекарь Хольм возвратился один. Свежий морской воздух нисколько не помог адвокату, с каждым днем им все более овладевали навязчивые идеи, посреди Фоллы[14] ему захотелось обратно: он не промерил как следует, броневые листы должны быть вдвое больше. Аптекарь предложил заказать броневые листы вдвое толще, но тот уперся и ни в какую. По прибытии в Тронхейм аптекарю пришлось передать его в надежные руки.

Чубук отслужил свое.

Это обстоятельство, однако же, не повлекло за собой больших изменений в маленьком обществе, жена его имела приличное обеспечение, а практика могла перейти к старому ленсману, ну а кроме того, судья-наставник всегда готов был помочь советом. Нет, отсутствие адвоката никак не нарушило городскую жизнь, единственно, оставался нерешенным вопрос, как быть со стройкой на пустыре, где рабочие начали возводить капитальную стену виллы, — но на что теперь фру Петтерсен вилла, не говоря уже о банке с бронированным подвалом? Ей сразу же стало ясно, что нужно перебираться на юг и быть возле мужа. Она объявила, что пустырь продается.

И вот на этот самый пустырь стал захаживать аптекарь Хольм, он разглядывал подвал, и начатую капитальную стену, и прилегающую территорию, с чего бы ему проявлять такой интерес? Как только старая хозяйка выздоровела и смогла выходить, он и ее повел туда посмотреть, они тихонько между собою переговаривались и кивали друг другу и что-то сообща затевали. Потом к ним присоединился Вендт из гостиницы, и их стало уже трое. По счастью, Вендта посещали идеи в таком множестве, что их можно было отбрасывать до бесконечности, не будь его, эти двое приступили бы к делу неизобретательно и разумно и, придя к обоюдному согласию чуть ли не в первый же день, лишили бы себя тем самым увлекательных хождений на стройку.

Судя по всему, стройка на пустыре заинтересовала еще одного человека, почтмейстера Хагена. Но этот являлся сюда украдкой и жену с собою не приводил. Он приходил поздно вечером, вымерял стену, изучал окружающую местность, записывал какие-то цифры и точно так же, по-воровски, уходил. Что бы это значило? Ведь покупать пустырь и на нем строиться ему было явно не по карману. Да и что мог позволить себе сегельфосский почтмейстер? Может быть, впоследствии, когда его повысят в должности и положат более высокий оклад, но сейчас?.. Вероятно, в нем проснулся рисовальщик, и, увидя прекрасную возможность себя проявить, он за нее ухватился. На пустыре росло пять стройных осин и протекал ручей. Засушливым летом он мелел и превращался в невинный маленький ручеек, но и тогда упрямо струился и посверкивал на солнце и никогда не пересыхал. Ну а пять осин могли со временем дать потомство, тут поднялась бы целая рощица, будет приятно посидеть. Ведь что может быть красивее осин, когда они трепещут весенним днем! Они и летом стояли во всей красе, отливая серебром и шелково шелестя листьями. Не было на севере другого такого дерева, листва которого бы шелестела как шелк, при малейшем ветерке большие осиновые листы принимались раскачиваться на черешках, задевая друг за дружку, словно пришпиленные булавками. Просто чудо, что они не отрывались от ветки. И только уже поздней осенью листья желтели и начинали опадать, порознь и стайкой. Одни летели вниз кувырком и приземлялись сразу же, другие ковшиками парили в воздухе, покачиваясь из стороны в сторону, прежде чем опуститься наземь…

Несомненно, почтмейстером двигал исключительно артистический интерес, когда он задумал нарисовать дом с сараем и окрестными видами. В последнее время аптекарь Хольм появлялся на пустыре нечасто, похоже, он решил отказаться от своего намерения. Петтерсен с супругой собирались ставить себе двухэтажную виллу. Бетонный подвал был слишком велик, если его надстраивать, дом выйдет огромным. Скорее всего это и отпугнуло аптекаря.

Вот тут-то почтмейстер Хаген и сумел воплотить свой замысел: он изобразил одноэтажное, но изящно вытянутое в длину строение, а его расчеты и выкладки были настоящим произведением искусства.

Удивительно, как это, работая в глубочайшей тайне, он допустил, чтобы однажды вечером его застали врасплох, да еще с готовыми чертежами в руках. А застиг его не кто иной, как аптекарь Хольм.

— Добрый вечер, почтмейстер! — приветствовал его Хольм. — Могут же некоторые построить себе этакую домину! Я тоже было хотел, а потом передумал.

— Это вполне осуществимо, — заметил почтмейстер.

— Вы так считаете? Два этажа, на таком широком основании?

У них завязался разговор. И представьте себе, что этот самый Хаген, продавец марок, подал Хольму идею: над подвалом по всей длине дома забетонировать на метр так называемую полупалубу — и строить. Таким образом, дом станет на метр уже, а без второго этажа можно и обойтись.