А жизнь идет... - [125]

— Но ведь он же мог себе представить, что вы когда-нибудь узнаете о нём? — сказал Хольм.

— Когда-нибудь — да. И тогда он был бы несчастлив. Я ему ещё ничего не говорила.

— Чёрт знает что за тонкость! — воскликнул Хольм.

— Вы его не знаете, — сказала фру. — Вы такой здоровый, — и мы тоже были такими в наших мансардах, когда говорили рискованные вещи. Вот этого мне как раз и не хватало вчера вечером, когда вы не пришли, — ведь я свихнулась, мне не хватало вашей смелой чепухи, извините за выражение! Я много лет была лишена этого, прежде чем встретилась с вами, а я привыкла к этому, это во всяком случае поддерживало во мне жизнь, я чувствовала себя живой. Сейчас я вышла, чтобы встретить вас; я знала, что вы придёте.

— Я, кажется, не понимаю вас, фру. Можно мне прямо спросить вас об одной вещи?

— Влюблена ли я в вас? Нет, я не влюблена.

— Наверное?

— Наверное. Я не влюблена ни в вас и ни в кого другого. Я не способна на это, не гожусь, я свихнулась. Мы тоскуем, но не любим, нет.

— Почему же вы поджидали меня теперь?

— Видите ли, я тосковала, мне не хватало вас вчера. Мы бы поговорили о разных глупостях, думала я. Мне казалось, что вы цените меня настолько, что вам нравится быть со мной. Но нет, вы оставили меня сидеть одну. Вы, вероятно, не могли поступить иначе, — вы заняты в другом месте. Вы сказали один раз, что вы ничто, — помните? Но нет, вы не истрепались; это значит, что вы уже кое-что. Вы спасаетесь в браке из потребности... да, из какой потребности я, пожалуй, не скажу. Я стала спасаться равнодушием — и вот совсем не спаслась. Вам посчастливилось, вы достигли мирной пристани. Мне нечего противопоставить ей. Она, действительно, так красива, в сущности она скорее великолепна, чем красива. Но, дорогой мой, этого мало. Возраст, эти годы...

— Этого я не замечаю, — сказал он. — Она не старше меня, и если говорить начистоту, то она очаровательно молода, — чего нельзя, пожалуй, сказать про вас, если только я вас верно понял.

— Не знаю, — сказала фру. — Может быть, я тоже очаровательно молода, не знаю, право. Во всяком случае, нехорошо с моей стороны говорить всё время только о самой себе. Сколько лет этой даме? — спросила она вдруг. — Может быть, вы скажете мне.

Хольм побледнел.

— Вы хотите знать число и год рождения? Вы хотите, чтобы ваш муж нарисовал надгробный камень? Напишите первое апреля.

— Но ведь вы же должны согласиться, аптекарь Хольм, то, что вы сделали...

— Разве это хуже того, что сделали вы?

— Это совсем другое. Нет, пожалуй, это не хуже. Но вы никогда не были мещанином.

— А теперь, выходит по-вашему, стал им? А разве было бы лучше, если б я целую вечность ходил и хвастался, что я не мещанин? Этим не проживёшь.

— По-моему, это имеет свою ценность; не помню, но такие ценности мы называем кажется фиктивными? Мне пришлось один раз играть в обществе, в доме графини; у неё все туалетные вещи были золотые, и я видала пудреницу из золота. Мне её не дали, но я видела её. И вовсе уж не так мало то, что я видела её.

— Так, при обыкновенных условиях вы, кажется, правы. А что касается её и меня, так для нас вообще не существует пудры.

— И для меня тоже, — сказала она.

— Разве?

— Очень редко. И это свинство с вашей стороны, что вы это заметили!

— Ха-ха! Действительно, пора нам перейти к нашей обычной манере разговаривать.

— «Фиктивная ценность», — говорили мы в ателье. Мы выходили замуж, напудрив нос, прицепив бантик, и брак совершался с напудренным носом. А вы?

— Нет, наша свадьба совершалась не так торжественно, но она совершилась. Видит бог, что совершилась, и ещё как!

Молчание.

— Мне пора домой, позаботиться об обеде, — сказала она и с улыбкой добавила: — У нас сегодня черепаховый суп.

— У вас ведь есть прислуга.

— Да, потому что у нас столуются все служащие на почте.

— У нас тоже столуются служащие, но мы не держим прислуги, — заметил он не без ехидства.

— Да, но я в этом отношении никуда не гожусь.

— Я думаю, что нет. Но вы считаете фиктивной ценностью делать вид, будто вы не годитесь.

— Нет, но он говорит, что если у нас не будет прислуги, то я не смогу играть. Он это делает для меня. Теперь у меня два-три ученика, которые платят мне по пяти крон в месяц.

Она встала и отряхнула юбки, она наговорилась всласть и больше не чувствовала подавленности. Может быть, в этом не было никакой необходимости, но когда они под конец опять заговорили о любви, она снова стала утверждать, что никогда не была влюблена в него. Нет, право же, если на то пошло, то она предпочитает своего мужа. Но изредка поговорить о пустяках — не правда ли? — не так плохо, особенно когда из тебя всё равно ничего не вышло, а потом опять оставаться одной и сидеть дома на стуле...

Каждый пошёл своей дорогой.

Аптекарь слегка задумался о ней. Что-то изменилось, она была так откровенна, немного не в своём уме, болтала так много, — уж не попробовала ли она, перед тем как выйти, хереса, которым должна была заправить суп?

Всё возможно.

У стройки он встретил свою жену. Их невозможно было отвлечь от этой стройки, они ходили туда и в одиночку и вместе, утром и вечером, постоянно, изо дня в день следили за тем, что уже сделано и что ещё осталось сделать. Ведь у них была мебель из Бергена, которую нужно было внести в этот дом, было несколько ящиков, которые нужно было распаковать.