…А вослед ему мертвый пес: По всему свету за бродячими собаками - [5]

Пешеходное сообщение между Казанским вокзалом и двумя его северными соседями происходит в основном по подземным переходам. Любая попытка пересечь площадь поверху наталкивается на препятствия, зачастую непреодолимые. Здесь и там, в подземных переходах, на центральной незаасфальтированной площадке, по которой проложены трамвайные пути, на ближних подступах к вокзалам, а порой и в холлах, на платформах, даже в роскошном зале ожидания для пассажиров первого класса (хотя мне там ничего не пришлось предъявлять) Казанского вокзала с его потолком, впечатляюще, в манере Тьеполо расписанным во славу доблестных свершений советских авиаторов и воздухоплавателей, — итак, здесь и там, повсюду бродят собаки, они слоняются поодиночке, до того унылые и невзрачные, что это делает их почти невидимыми; большинство из них предоставлены самим себе, но их терпят, а некоторые из них прибиваются к кому-нибудь, ведут себя как домашние и взамен пользуются некоторыми преимуществами: специалисты сказали бы, что первые поддерживают с человеком отношения прихлебателей, вторые — партнеров. Среди последних выделяется маленький песик средней пушистости (такие особенности безусловно свидетельствуют о его привилегированном статусе), который имеет привычку держаться возле уборщицы, работающей на Казанском вокзале: в девять часов он околачивается у служебного входа, который, как ему известно, вскоре приоткроется, и ему украдкой подкинут какие-нибудь объедки.

Стоит обратить внимание и на двух псов весьма внушительных размеров, которые вечно толкутся возле фанерной сторожки, что торчит в переходе между Ленинградским и Ярославским вокзалом.

Позади строения, венчающего главный вход станции метро «Комсомольская», теснятся крошечные лавочки, торгующие дешевыми товарами низкого качества в расчете на неимущих клиентов, между ними вьется узенький проход, ведущий в недра этого скопления торговых точек, чем дальше, тем более убогих, и выводящий наконец к железнодорожным платформам. После дождя в этом проходе столько луж и жидкой грязи, что они могут затопить его полностью, превратив в маленькое болотце. Толпа здесь неизменно густа и становится все теснее по мере того, как проход сужается, состоит она из пролетариев, жуликов, военных и шпиков, как те, так и другие по большей части мужского пола, хотя здесь можно увидеть и женщин, даже в ночное время, иные из них красивы, разгуливают с голым животом — пупок наружу, а тем не менее нет никаких указаний на то, что это проститутки. Пьяниц видишь здесь на каждом шагу, чаще они валяются на боку, изредка стоят в окружении пустых бутылок, по большей части они молоды, но иногда не подают ни малейших признаков жизни. Прохожие ни на что не обращают никакого внимания, даже на двух толстяков-кавказцев, которые разгуливают с выбритыми черепами, по пояс голые, поигрывая борцовскими мускулами.

А вот маленькое строеньице, увенчанное вращающимся прожектором и украшенное флагом Российской Федерации. Сбоку желтыми буквами на черном фоне написано слово «ОХРАНА». Та же надпись желтеет на черной униформе типов, которые засели в этой будке или слоняются поблизости. Эта «Охрана» рождает тревожные ассоциации, напоминая очень похожее слово, отнюдь не пустое для всех, кто знаком с историей русского революционного движения конца XIX века и начала века XX: охранка. Правда, ЧК, впоследствии возникшая в этой стране, намного превзошла ее, но все же при старом режиме охранка славилась своей свирепостью. Вспомнив все это, сторонний наблюдатель поневоле задумывается о том, что прущая мимо толпа в конечном счете воплощает собой взрывоопасную смесь, идеально подходящую для социальной революции, кровавой и порочной, с ее привычным набором действующих лиц — ангелоподобных провокаторов и благодетельных истребителей. Впрочем, у России не хватит ни воли, ни средств, чтобы снова учинить подобное. Да и «Охрана» означает просто-напросто службу безопасности, это даже не полиция, а всего лишь агентство, призванное наблюдать за порядком.

По бокам строеньица, одесную, так сказать, и ошуюю жмутся два пса, бродячих, то бишь феральных, но эти перешли к оседлому образу жизни, хотя по многим признакам заметно, что к «Охране» они не принадлежат: грязные, видно, что голодные, ни ошейников, ни каких-либо иных отличий. Но все же их приманили и иногда подкармливают, чтобы удержать, — видно, охранникам в своей конуре спокойнее, когда рядом собаки. Только мало беднягам перепадает: когда спустя несколько дней я увидел их снова, оба глодали кости, каждый свою. Мяса на этих мослах не осталось ни единого волоконца, и бьюсь об заклад — кости были те же, что в прошлый раз.

4

Шестьдесят восемь батов! На восемьдесят два бата меньше «ориентировочной цены». Именно за такую сумму новая специализированная компания, только что пришедшая на рынок, предлагала вживить электронный чип каждой из 50 000 собак — первой партии из 800 000 бродячих особей (по оценке «Бангкок пост»), заполонивших улицы города. Впрочем, именно такой план вызревал в недрах городской администрации Бангкока вот уже пять лет без единой попытки применить его на практике. Однако с чипами всего-навсего за шестьдесят восемь батов вместо ста пятидесяти затея снова выглядит вполне осуществимой, открывая радужные перспективы перед поборниками уничтожения бродячих собак и электронной идентификации их домашних собратьев. Вроде бы все так, да только статья в «Бангкок пост» обращает внимание на кое-какие недочеты этого плана, настоятельно требующие по меньшей мере пристального анализа. Позволительно, к примеру, спросить, каким хитроумным манером предприятие умудряется выпускать электронные чипы, рассчитанные на реализацию по цене, настолько не дотягивающей до «ориентировочной». Может, качество этих чипов оставляет желать лучшего, срок их действия, чего доброго, окажется столь кратким, что через пару месяцев, а то и недель они выйдут из строя и собаки, ими отмеченные, вновь смешаются с общей массой, так что придется все начинать сначала. Что до объявленной цифры — 800 000 собак, берет сомнение: каким способом она была получена, какой статистический метод здесь применяли? Относятся эти прикидки только к численности бродячих собак, феральных либо всех, что бегают без привязи, или речь идет о всей популяции псовых Бангкока, включая домашних собак? Второе предположение правдоподобнее, коль скоро 50 000 собак, снабженных чипами, то есть заведомо домашних, вошли в число 800 000. Когда же дело касается оставшихся 750 000, газета призывает к их поголовному «устранению» без каких-либо дополнительных оговорок. Но во всех странах, где пытались уничтожать бродячих собак, то есть едва ли не по всей планете за исключением нескольких государств Северного полушария, где этот вопрос был улажен ранее, в эпоху, когда общество не страдало излишней чувствительностью, — короче, стратегия беспощадного истребления нигде и никогда не достигала своей цели, поскольку некоторая часть собак всегда умудрялась избежать расправы, а этого довольно, чтобы восстановить прежнюю, вовеки неизменную численность популяции. И может статься, ее стойкость и живучесть при этом возрастали, ведь ее прародителями становились особи, сумевшие ускользнуть от истребления. К тому же подобные методы требуют скрытности и вызывают протесты, которые могут доходить до создания обществ защиты и организации митингов, в том числе довольно бурных. А в этой стране, в Таиланде, все предвещает, что так оно и будет, ведь здесь сохраняется горячая вера в переселение душ. Недаром сам правитель, Пумипон Адульядет, все еще почитаемый довольно большим числом граждан, показал личный пример, приютив уличного пса, который с той поры отзывается на кличку Тхонг Дэнг. Продолжая развивать ту же тему, газета приоткрывает завесу над проектом создания центра бесплатной имплантации чипов. Его предполагается открыть в самом центре столицы в Парке Лумпхини, между станциями «скайтрейна» (местного метро) «Си Лом» и «Лумпхини».