А вдруг это правда? - [74]

Он ее остановил.

– Ты можешь оставить Кристофера. Я уложу его в постель. Мне просто нужно, чтобы тебя не было в этом доме несколько часов. Ты обязана мне хотя бы это.

Брайт хотела попрощаться с сыном, но он опять ее остановил.

– Не надо его тревожить. Он даже не понял, что ты вернулась, так что лучше просто иди. – Он посмотрел на нее умоляюще. – Пожалуйста.

Коротко кивнув, она подхватила сумочку и ключи со столика, куда уронила их по приходе. Брайт остановилась у двери, чтобы посмотреть на мужа, все еще сидевшего за кухонным столом. Она открыла было рот, чтобы еще раз извиниться, но он встал и зашел в кабинет, повернувшись к ней спиной и присоединившись к сыну, которого когда-то считал своим.

Ивретт

Ивретт прислушивался, не заведется ли машина Брайт, но так и не услышал звука мотора. Встав, он подошел к окну и увидел, как, сгорбив плечи, опустив голову и неторопливо ступая, она идет к дому Миртл Ханикатт. Столько всего случилось, а она все равно собирается выгуливать эту чертову собаку! Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, а потом пошел укладывать мальчика спать. Мог ли он по-прежнему называть его своим сыном? Он не знал, сможет ли когда-нибудь перестать это делать. От самой мысли о том, чтобы признать, что ребенок не его, хотелось сползти по стенке. Но он заставил себя идти дальше.

Когда Кристофер был уложен вместе с плюшевым слоником и пятью поцелуями (лоб, подбородок, щека, другая щека, нос), Ивретт долго сидел в темнеющем доме, не потрудившись включить свет. Он думал о своей жене, которая уже несколько часов как ушла. Вдалеке он услышал вой сирен и лениво спросил себя: «Интересно, что там стряслось?» Возможно, стоило бы волноваться, но в тот момент он не мог думать о другой трагедии.

Ему хотелось разозлиться на Брайт. Самая низменная часть его натуры требовала развестись с ней, отказаться от ребенка и начать все сначала. Объявить годы с Брайт ложным стартом. В следующий раз он все сделает правильно. Он мысленно перебрал все, что нужно сделать, чтобы разъединить их жизни. У него был математический склад ума. Он был математиком, но не мог даже примерно оценить стоимость. Он во всем умел находить логику и смысл, но теперь уже ничего не имело смысла. Он не мог сердиться на Брайт, потому что она была не единственной, кто хранил опасную тайну.

На ум ему пришла картинка: он и Дженси – неопытные подростки, прикорнувшие за угловым столиком городской библиотеки в конце зимы в младших классах старшей школы. Он сказал, что они должны собрать материал о сексе, прежде чем им заняться, чтобы знать, как это делается, и она согласилась с его планом. Они сняли книги с полки и сели рядом за самый дальний стол, касаясь друг друга локтями; ее глаза впитывали слова и картинки вместе с ним, два ярких пятна полыхали у нее на щеках в слишком теплой библиотеке. Под столом он потянулся к ее руке. Она взяла его за руку, и он понял, что он не найдет ничего ближе к истинной любви, чем то, что происходит сейчас.

Как раз тот зимний день в закоулках чересчур натопленной городской библиотеки толкнул его разыскать Дженси, прежде чем сделать предложение Брайт. Он разыскал ее в Коннектикуте, где она жила с мужем и двумя – двумя! – детьми. Он позвонил ей, сказал, что будет в Нью-Йорке, а ведь это не так уж близко от Коннектикута, он просто прикидывался дурачком. Она сказала, что сможет вырваться на несколько часов и что хотела бы его повидать. Он встретился с ней в ресторане, и они долго ужинали, делясь историями из своей жизни под крепкий алкоголь, пока оба не напились практически в хлам.

Под конец вечера она посмотрела на него и спросила, зачем он на самом деле приехал? Он никогда раньше не лгал ей и не собирался начинать теперь. Поэтому он промолчал. Он подозвал официанта, чтобы тот принес счет, расплатился и взял ее за руку. Удивительно, но она не стала спорить. Она просто взяла его руку и позволила отвести себя к машине, взятой напрокат. Он включил отопление в машине, настроив радио на приличную станцию.

– Ты собираешься отвечать на мой вопрос? – спросила она.

Он посмотрел на нее, и это был единственный ответ, который ей был нужен.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Что я так и не вернулась.

– Мне нужно было знать, что все действительно кончено. – Он посмеялся над собой. – То есть я, конечно, знаю, что все кончено. Но… увидев тебя, я понял, что это реально.

Дженси заплакала, уперев подбородок себе в грудь.

– Да, – ответила она. – Теперь у меня есть семья.

– Я хотел иметь семью, – сказал он. – С тобой.

– Я знаю, – сказала она.

– Я думал, ты тоже этого хочешь. – Он ненавидел то, как это прозвучало: плаксиво и прилипчиво. Но именно так он себя и чувствовал. И он, вероятно, никогда больше ее не увидит. Ему нужно было сказать это, прежде чем двигаться дальше.

– Я и хотела. – Она схватила его за руку, пытаясь поймать его взгляд. – Ты должен мне поверить, я хотела. Но потом случилось то, что случилось, и мне просто нужно было уехать.

– Ты обещала вернуться. – Он почувствовал, как в нем нарастает гнев – гнев на нее, гнев на преследователя, гнев на себя за то, что не остановил ее. Он вспомнил туманные дни после нападения, стыд и боль, смешавшиеся воедино. Он был слаб. Он не сумел ее защитить. И поэтому Дженси уехала.