А в чаше – яд - [21]

Пройдя в комнату, где стояла кровать да сундуки с одеждой, Нина без сил упала на тюфяки и забылась сном.

Глава 8

Притирание для губ

Две меры оливкового или виноградного масла, на лаванде с овсом настоянного, добавить к одной мере растопленного воску самого чистого и лучшего. Добавить меда, перемешивать, читая молитву Богородице. В самые маленькие горшочки разложить, дать застыть. Замотать тряпицей, хранить в погребе.

Из аптекарских записей Нины Кориарис

Наутро Нина поднялась рано – собиралась пойти за травами. Дни стоят сухие, жаркие. Надо поторопиться, не то отцветут весенние травы, а каждому растению – свое время, чтобы срезать да высушить. Нина широкую корзинку собрала – выложила холстиной, ножик тонкий взяла да медную пластинку, чтобы растения выкапывать. Поставила широкий горшок, в который обычно корни складывала, чтобы отделить от цветов и стеблей.

В дом постучали. Нина наскоро замотала кудри платком, осторожно приоткрыла дверь. На пороге стоял молодой воин, короткий плащ его был сколот на плече круглой фибулой с изображением орла, что носить могла только дворцовая стража.

Он неодобрительно окинул взглядом Нину, задержался на небрежно завязанном платке. Неприязненно произнес:

– Нина Кориарис, аптекарша?

Она кивнула, во рту сразу пересохло.

– Великий паракимомен послал меня за тобой, чтобы проводить во дворец. Тебя ожидают к полудню.

Сделав паузу, он презрительно добавил:

– Тебе следует переодеться, почтенная Нина.

Это презрение мигом ее отрезвило и придало смелости.

– Что мне следует, я без твоих подсказок разберусь! До полудня время есть – ты у порога подождешь али как?

Тот пожал плечами.

– Приду позже, – он развернулся и зашагал по освещенной солнцем улице скорой размашистой походкой.

Нина закрыла дверь, кинулась собираться. Притирания у нее были припасены, воском запечатаны да хранились в прохладном подполе. Что-то в горшочках, расписанных Анной, что-то в низких венецианских сосудах. Одно, самое ценное, припасено было исключительно для дворца: в нежную мазь на основе трех масел – миндального, оливкового и виноградного – были добавлены вытяжка матрикарии, порошок золотого корня и золотая пыль. Спасибо Зиновии и мужу ее, что отдавали Нине по сходной цене смыв с ювелирных инструментов и полировочных кож. Она тот смыв выпаривала, а мелкие золотые крупинки растирала в пыль и добавляла в самые дорогие притирания. Кожа от того сияла. Уложив в новую корзинку горшочки, Нина обернула их чистой льняной тканью, чтобы не разбить случайно. Прикрыла сверху шелковым платком.

Фоку, что за поручениями явился, отправила домой, наказала прийти вечером.

Эх, жаль, в баню не успеть. Любила Нина городские бани. И намыться можно неспешно, от души, и новости разные узнать, и обсудить то, что в дому не всегда упомянуть можно. Но второпях в баню ходить – тоже не дело.

Нина нагрела воды, достала кусочек душистого мыла, купленного, когда еще Анастас жив был. Это мыло было дорогое, такое каждая рачительная хозяйка берегла, да только по праздникам использовала. Ополоснувшись, вытерлась холстяным отрезом, замотала влажные волосы. Набросила чистую тунику, вытерла насухо каменный пол. Выволокла мыльную лоханку во двор, слила аккуратно воду в сток, специально для таких дел сработанный. Села поближе к печке, чтобы волосы просушить да расчесать. Пока драла кудри, опять пару зубцов у деревянного гребешка сломала.

Перед сундуком с одеждой задумалась. Была у нее одна шелковая стола, оставшаяся еще с венчания. Нарядная, с широкой вышивкой по подолу и вороту. Нина выбрала ее да новую, ни разу не надеванную тунику из тонкого льна. Мафорий достала шелковый, темно-зеленый, с тонкой вязью серебряной по краю. Сокки обула добротные, закрывающие всю стопу, со слегка загнутым носом и с вышивкой.

Уложила волосы в высокую прическу, тщательно собрав все локоны и завязав их узким платком. На шею надела лунницу, привезенную Анастасом, пару серебряных колец на пальцы – свое и то, что давеча Василий подарил.

Пока собиралась, успела проголодаться. Наскоро перекусила хлебом и оливками. Вернувшемуся за ней охраннику кивнула, аптеку заперла, да неспешно пошла по жаркой пыльной улице в сторону Мезы. Воин, ни слова не проронив, держался позади.

До дворца недалеко. Можно пройти под портиками, где солнце не припекает. Впереди показалась конная статуя императора Юстиниана, что возносится над площадью Августеона между дворцом и собором Святой Софии. Так высока колонна, на которой стоит огромная статуя, что императора и разглядеть невозможно – солнце слепит. Оглядывая все вместе – великий собор, площадь, окруженную стройной мраморной колоннадой, ворота дворца, столб, украшенный каменной резьбой до самого верха, – Нина не в первый раз восхитилась красой города да умением мастеров. На площади аптекарша обернулась к провожатому, не зная к каким воротам направляться. Он провел ее мимо Халки35 дальше к проездной башне, доложил дворцовой страже. Их пропустили.

За стеной дворца Нина старалась вести себя скромно, по сторонам не глазеть. Но как тут удержаться, когда такая красота вокруг? И колонны белого и красного мрамора, и дворцы один краше другого. И мозаика не только на стенах, но и на полу под портиками. Розовые кусты, покрытые едва распустившимися бутонами, издавали нежный аромат. Кипарисы отделяли дорожки и, видать, закрывали хозяйственные постройки. Во дворе пахло розовой водой, кожей от лат охранников, разогретым камнем. Пыли тут не было вовсе, как будто намывали двор с мыльным корнем.