А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников - [51]

От Мечетского редута до Белой речки (8 или 9 верст) идет самая опаснейшая из всего края дорога; она вьется в ущелине между Тереком, весьма быстро текущим, и цепью довольно высоких гор, сверх того, дорога прерывается глубокими оврагами. Такая местность дает все удобство чеченцам, живущим не в дальнем расстоянии за Тереком, укрываться и делать внезапные нападения. Однако ж мы проехали благополучно и ночевали в Арадонском редуте.

29 августа, рано утром, приехали мы в Владикавказ. До сих пор дорога паша простиралась большею частию по необозримой плоскости, с которою граничит гигантская стена заоблачного Кавказа; иногда дорога пресекалась лощинами, но весьма пологими. Был прежде в одном месте на этой дороге лес, но теперь вырублен, затем чтобы лишить чеченских хищников убежища и сохранить проезжающих от внезапных нападений. <...>

В Владикавказе отвели мне квартиру в крепости и отдали все установленные почести. Был выставлен караул, который я тот же час отпустил; являлся ко мне с рапортом комендант и плац–майор; я расспрашивал у них о делах в Грузии, но и они ничего верного не знали, а обещали прислать ко мне приехавшего недавно из Тифлиса полковника путей сообщения, командированного оттуда для поправления дороги и мостов при Дарьяльском ущелье, заваленных обрушением части горы Казбека, ночью с 15 на 16 число августа, то есть в тот самый день, как я выехал из Москвы. Какое предсказание для меня, ежели б я был суеверен!

От полковника, прибывшего из Тифлиса, узнал я, что войска поспешают к пунктам назначенного им соединения, что Аббас–Мирза с сильною армиею (которую полагали тогда до 100 тысяч) в Елисаветполе, а авангард его в Шамахе, что Шуша блокирована, но полковник Реут с полком своим крепко в ней держатся, что Сардарь Ериванский занял Бомбахскую и Шурагельскую провинции и простирает набеги свои до Ковша, в 50 верстах от Тифлиса, что против Аббаса–Мирзы князь Мадатов с тремя тысячами, а против Сардаря полковник князь Севирзимидзев с тифлисским пехотным полком, на Каменной речке в урочище Джелал–Оглу, что возле Лори; что в Тифлисе покойно и нимало не опасаются неприятеля, полагаясь во всем на Ермолова, а Ермолов, зная трусость персиян, покойнее всех и занимается сосредоточиванием войск, чтобы одним разом все кончить и уничтожить.

В Владикавказе я писал письма домой. День был прелестный, я гулял и любовался Кавказом, который, как казалось, совсем почти навис на город, хотя он находится в расстоянии 7 верст от подошвы гор на ровной плоскости. Из окна моего виден был Казбек, возвышающийся, как двухглавая сахарная голова над всем снеговым хребтом и тогда, как я смотрел, будто выпечатанный на темно–голубом безоблачном небе. Ночью Казбек был еще величественнее, когда полная луна осыпала снеговые темя его бледными своими лучами.

Я оставил в Владикавказе свою коляску и 30 числа выехал вместе с Грибоедовым в двуместных дрожках, которыми одолжил нас до первой станции майор Н. Г. О<гарев> [2]. Вещи наши были навьючены на казачьих лошадях, а конвой убавлен, потому что в горах гораздо менее опасности, чем на том пространстве, которое мы проехали. Осетины мирнее чеченцев, однако ж и они не упускают случая против неосторожных. Конвой наш отсюда состоял всего из 10 человек пехоты и двух казаков, сверх того, четыре казака вели наших вьючных лошадей, и люди наши также ехали на казачьих лошадях.

От Владикавказа до въезда в ущелье, из коего вытекает Терек, всего верст 7; местоположение так же плоско, как то, которое мы проехали; но, проехав 7 верст, вдруг погружаешься в горы, и, по мере езды вперед, ущелья становятся теснее и теснее. Наконец в Ларсе, в 25 верстах от Владикавказа, верхи гор, по обеим сторонам дороги, кажутся готовыми упасть на голову. Воздух, от возвышенности местоположения, гораздо холоднее. В Ларсе порядочной домик для проезжающих, здесь квартирует рота пехоты и команда казаков; строения, для помещения военных, находятся у берега Терека, а на нижнем уступе горы стоят развалины древнего замка.

31 августа отправились мы далее. Я думал сначала, что мы просто упремся в горы и не найдем отверстия для проезда: так издали теснина кажется спертою. Этим путем ехали версты четыре и, не доезжая до Дарияла, расстоянием версты за три, встретили мы рабочих, занимавшихся исправлением дороги и мостов, заваленных обрушением части горы Казбека. Этот обвал произошел на самом тесном месте, покрыл целыми громадами каменьев мосты и дорогу и до того загородил течение Терека, что река должна была прорыть себе другое отверстие, и теперь сделалось то, что где был прежде Терек, там сделалась дорога, а где была дорога, там Терек. Причиною обвала, как предполагают, был чрезмерный жар нынешнего лета, отчего снега на Казбеке растаяли, подмыли громады мелких каменьев и снесли их с собою вниз. Свидетели обвала в Дарияле (небольшом редуте, в трех верстах от обвала) сказывали нам, что треск начался в полночь и обвал продолжался четыре часа сряду, гром от падения каменьев так был ужасен, что они полагали разрушение всего Кавказа и, как говорится, настоящее светопреставление. Три реки каменьев потекли с самого хребта гор, и от взаимного трения камней брызгали искры, так что в мрачную ночь тройной обвал представлял как будто три шумные, огненные реки, ниспадающие с необъятной, почти заоблачной вышины на единственный путь с кавказской линии в Грузию. Во время проезда нашего работы подвинулись уже так много вперед, что можно было проезжать по дороге не только верхом, но и в повозках. Чем далее мы подвигались от Ларса к Дариялу и до села Казбека (в 9 верстах впереди от Дарияла), тем природа становилась угрюмее; слои известковые тенились слоями гранита и аспида, растительность становилась более и более скуднее, кое-где видны были, не более аршина высоты, горбатые ели, а траву заступал мох, проглядывающий из трещин скал черных и серых, взгроможденных одна на другую до небес. Дефилеи становились час от часу теснее, Терек ревел громче, крутил грязные волны свои, дробился об огромные камни, которые иногда сдвигал с места и тащил несколько сажен вперед по течению своему. Дорога наша подымалась на косогор, примыкающий, с одной стороны, к беспрерывной стене, возвышающейся до облаков, а с другой – к пропасти, в которой кипел Терек. Иногда дорога проходила сквозь выдолбленные потоком в скале галереи, а иногда шла у самого берега Терека, так что брызги покрывали нас и лошадей наших. У Дарияла дефилея самая тесная, скалы и горы, кажется, хотят пасть на голову и неба видно не более как часа на два солнечного ежедневного перехода, отчего в этой дефилее почти беспрерывный сумрак и свет, как я уже сказал, виден не более двух часов, в самую летнюю пору. Все это, совокупно с бесплодием и угрюмостию местного положения гигантских гор, вселяет в душу какой–то неизъяснимый ужас. Уже около Дарияла замечательно холоднее, потому что, хотя не чувствительно, но от самого въезда в горы дорога подымается все выше и выше, вдоль по течению Терека.