А потом будет утро... - [2]

Добежав до конца рынка, она остановилась, чтобы перевести дух. Невыносимая полуденная жара. Но ничего, скоро это закончится. Она вздохнула, сунула руки в карманы льняных шорт и пошла в сторону автостоянки, загребая ногами белый песок земли обетованной…

Когда полгода назад ей предложили поехать в Тель-Авив для сопровождения группы из строительной фирмы, она согласилась, не раздумывая. Фирма, как впоследствии стала подозревать Одри, занималась еще бог знает какими делишками в Каире и нескольких городах Саудовской Аравии, куда они изредка выезжали тоже. За эти визиты всегда платили по двойному тарифу и просили о них не распространяться. Она не распространялась: ей было все равно, и, наверное, это хорошо читалось у нее на лице, иначе – почему ее еще не пристрелили арабы с черными злыми глазами?.. Впрочем, это приключение, как и многие другие, она рассматривала с хладнокровием каскадера: нужно всего лишь четко пройти трос до конца и сорвать аплодисменты публики…

Джуди, ее подруга, заламывала руки, умоляя Одри не соглашаться на эту авантюру. Можно с таким же успехом работать в родном Детройте или в цивилизованной Европе. Арабов сейчас везде полно, и все они имеют свой бизнес. Можно устроиться в любую туристическую фирму, да бог знает куда еще! Переводчики нужны…

– И зачем ты только выбрала арабские языки? – всегда изумлялась Джуди. Единственная на белом свете родная душа: добрая и злая, красивая и безобразная, абсолютно домашняя бродяга Джуди, которой здесь так не хватало…

А она всегда отвечала: «Мне захотелось. Теперь ничего не исправишь». И это была правда: Одри никогда не раздумывала над тем, что уже сделано, выбрано и свершено. То ли редкая сила духа была тому причиной, то ли самостоятельная жизнь, которую она была вынуждена вести с тринадцати лет. Впрочем, и то, и другое в равной степени помогало ей крепко стоять на ногах, а если падать, то только «на лапы».

Она рано осталась без родителей просто потому, что те бросили ее, заведя другие семьи с другими детьми. Сначала ушел отец, женившись на красавице из Праги, куда впоследствии они с новой женой и переехали, родив еще одну девочку. Одри стойко пережила это, заставив себя отнестись к отцу с пониманием, хотя ей было всего десять лет.

Мама долго не могла смириться с ситуацией, дергала Одри из города в город, исколесив три штата в поисках работы и личного счастья, потом вернулась в Детройт, продала их квартиру и выскочила замуж, пристроив дочку к своей немолодой бездетной двоюродной сестре. Все произошло очень быстро: в конце апреля Одри едва успела отпраздновать в родном доме свое тринадцатилетие, а в мае мама уже избавилась от нее… Она счастливо жила с новым мужем, который оказался настолько «хорош», что совершенно не желал принимать в свой дом родную дочь горячо любимой жены.

Отец поначалу поддерживал с ними связь и даже посылал деньги, но мама никогда их не брала, и с годами они скопились на счету Одри, составив довольно круглую сумму. Потом он затерялся где-то в Европе и забыл о старшей дочери совсем.

Итак, Одри осталась с тетей Эллин… и в то же время одна на всем белом свете. Тетя никогда в жизни не была замужем, и, как казалось иногда Одри, видела мужчин только на картинках или на улице издалека. Она была кругленькой, розовощекой дамочкой, которую жизнь защитила даже от малейшего зла, не показав ей своих темных сторон. Благодаря вполне приличному состоянию, доставшемуся ей от покойного отца, в свои пятьдесят она так и осталась невинным, избалованным ребенком. И Одри с самого начала поняла: не она оставлена на попечение этой милой бестолковой старой деве, а та будет теперь жить, опираясь на опыт и здравый смысл своей тринадцатилетней племянницы.

Отношения у них были прекрасные. Одри нравилось, что тетушка относится к ней, как к равной, ни в чем ее не ущемляя, и вскоре она стала относиться к теткиному дому, как к родному. А тетя Эллин с первого дня их совместной жизни считала само собой разумеющимся, что Одри приехала к ней, чтобы обосноваться здесь навсегда, и была этому искренне рада.

Они жили очень дружно, хотя и каждый своей жизнью. Вместе со школьными друзьями Одри любила выезжать за город, на берег небольшого озерца Сент-Клэр, на границе с Канадой, где у тетушки имелись обширные владения и зимний домик.

Тетя с племянницей были нужны друг другу и изо всех сил старались не нарушить эту осторожную и доброжелательную привязанность одиноких сердец.

Когда Одри окончила школу, превратившись к этому времени в статную красавицу, и у нее появилось много поклонников, тетя мужественно, хотя и с некоторым волнением, перенесла это. Отучившись один год в математическом колледже, Одри неожиданно для всех, кто знал и ценил ее аналитический склад ума, забрала документы и поступила в университет на отделение арабских языков. И тут же, несмотря на возражения и мольбы тети, ушла жить на квартиру. Она с тринадцати лет оберегала целомудрие старой девы, не рассказывая ничего, что могло бы показаться той скандальным или неприличным, и теперь ей не хотелось ограничивать собственную личную жизнь только из тех соображений, чтобы и дальше не тревожить душевный покой тети.