А порою очень грустны - [163]

— Принято.

— Насколько я понимаю, Мадди, альтернатив две, — сказал Олтон. — Первая: вы с Леонардом миритесь. Вторая: нет.

— Мне что-то не хочется об этом сейчас говорить, — сказала Мадлен.

— Секундочку… Мадди… подожди секундочку. Если взять примирение — как ты думаешь, это возможно?

— Наверное, — сказала Мадлен.

— Что значит возможно?

— Не знаю. Все возможно.

— Думаешь, Леонард сам вернется?

— Я же сказала: не знаю.

— Ты готова поехать в Портленд его искать? Иначе, если ты не знаешь, вернется ли Леонард, а сама не готова его искать, то я бы сказал, шансы на примирение довольно маленькие.

— Может, я и поеду туда! — Мадлен повысила голос.

— О’кей. Ладно, — сказал Олтон. — Давай предположим, что поедешь. Завтра утром отправляем тебя в Портленд. А потом что? Как ты собираешься искать Леонарда? Мы даже не знаем, где он. Или, предположим, ты его действительно нашла. Что ты будешь делать, если он не захочет возвращаться?

— Если кто-то что-то и должен делать, то не Мадди, — сказала Филлида. — Леонард должен приползти сюда на коленях и умолять ее вернуться.

— Я не хочу об этом говорить, — повторила Мадлен.

— Милая, это необходимо.

— Нет.

— Извини, но это необходимо! — не уступала Филлида.

Все это время Митчелл тихонько сидел в своем адирондакском кресле, попивая вино. Семейство Ханна, казалось, забыло о его присутствии, или же они теперь считали его членом семьи и не стеснялись заводить какие угодно разговоры у него на глазах.

И все же Олтон попытался разрядить обстановку.

— Давайте на время оставим примирение, — сказал он тоном помягче. — Давайте условимся, что на этот счет мы друг с другом не согласны, — согласны? Существует альтернатива, несколько более определенная. Так, предположим, что вы с Леонардом не помиритесь. Всего лишь предположим. Я взял на себя смелость поговорить с Роджером Пайлом…

— Ты что, ему сказал? — воскликнула Мадлен.

— Конфиденциально. И профессиональное мнение Роджера таково: в подобной ситуации, когда одна из сторон отказывается от контактов, лучше всего добиться, чтобы брак аннулировали.

Олтон замолчал. Откинулся назад. Слово прозвучало. Казалось, произнести его вслух с самого начала было основной целью Олтона, и теперь, сказав это, он на миг растерялся. Мадлен хмурилась.

— Аннулировать брак гораздо проще, чем развестись, — продолжал Олтон. — По многим причинам. Это означает объявить брак недействительным. Как будто брака вовсе и не было. Если брак аннулирован, то человек не считается разведенным. Это все равно как если бы ты никогда и не выходила замуж. И, что самое лучшее, на это не требуется согласие обеих сторон. Еще Роджер покопался в массачусетских законах — оказывается, аннулировать брак разрешается по следующим причинам. — Он принялся загибать пальцы. — Первая: двоеженство. Вторая: импотенция со стороны мужчины. Третья: душевное заболевание.

Тут он остановился. Сверчки, казалось, застрекотали еще громче, и над темным двориком, словно в сказке, прекрасным летним вечером начали мигать светляки.

Тишину нарушил звон бокала Мадлен, грохнувшегося на террасу. Она вскочила на ноги:

— Я пошла!

— Мадди, нам надо это обсудить.

— Ты только и знаешь, что сразу бежать к юристу, как только возникнет какая-нибудь проблема!

— Да, я рад, что позвонил Роджеру насчет этого брачного контракта, который ты не хотела подписывать, — сказал Олтон, проявив недальновидность.

— Ну конечно! — воскликнула Мадлен. — Слава богу, я не потеряла деньги! Вся жизнь разрушена, зато я хотя бы свой капитал не потеряла! Папа, это не совещание. Это моя жизнь! — С этими словами она убежала к себе в спальню.

Следующие три дня Мадлен отказывалась есть с родителями. Она почти не спускалась к ним. Это поставило Митчелла в неловкое положение. Ему как единственному непредвзятому лицу в доме выпало поддерживать связь между сторонами. Он казался себе Филипом Хабибом, специальным посланником на Ближнем Востоке, которого он каждый вечер видел в новостях. Чтобы поддержать компанию, Митчелл, попивая с Олтоном коктейли, смотрел, как Хабиб встречается то с Ясиром Арафатом, то с Хафезом аль-Ассадом, то с Менахемом Бегином, ездит туда-сюда, передает сообщения, уговаривает, понукает, угрожает, льстит, пытается не допустить, чтобы разгорелась полномасштабная война. После второго джина с тоником Митчелл, вдохновившись, пускался в сравнения. Мадлен, забаррикадировавшаяся в своей спальне, напоминала фракцию ООП, скрывающуюся в Бейруте, то и дело выходящую из укрытия, чтобы швырнуть с лестницы бомбу. Олтон с Филлидой, занимавшие оставшуюся часть дома, были вроде израильтян, неумолимых, лучше вооруженных, стремящихся расширить протекторат, включив туда Ливан, и принимать решения за Мадлен. Во время своих челночных миссионерских визитов в логово Мадлен Митчелл выслушивал ее жалобы. Она говорила, что Олтону с Филлидой никогда не нравился Леонард. Они не хотели, чтобы она за него выходила. Да, после его срыва они относились к нему хорошо и даже не упоминали слово «развод», пока Леонард не произнес его первым. Но теперь Мадлен чувствовала, что родители втайне рады исчезновению Леонарда, и за это она хотела их наказать. Собрав как можно больше информации о состоянии Мадлен, Митчелл возвращался вниз, чтобы посовещаться с Олтоном и Филлидой. Он обнаружил, что они куда больше сочувствуют Мадлен в ее бедственном положении, чем представляется ей. Филлида восхищалась тем, что она верна Леонарду, но считала такую стратегию проигрышной.