А началось с ничего... - [9]

8

А перед Ильей Анисимовичем все же Петька выслужился. Сергей в милицию, он — к Демаревым. Юркнул во двор, по ограде на цыпочках в сенки, просунул голову на кухню. Запах — в глазах помутилось. Вот сыто живут.

— Дядя Илья, а, дядя Илья, можно вас на минутку?

— Чего тебе, Колесов?

— По секрету. Выйдите сюда.

Прикрыл Петька дверь, невмоготу стало, ждет. Слышит — половицы там заскрипели. Идет. Ага, идет. Вышел.

— Н-н, в чем дело?

— Понимаете ли… Надюшка у нас болеет сильно.

— Обращайтесь к врачу, я тут при чем?

— Обращались. Врач советует кормить лучше.

— Так кормите.

— Хлебца она просит, а где его взять? Немножко, с полмешочка пшеницы бы, дядя Илья.

— Х-ха, х-ха, ха! С полмешочка. Ш-шутник. Что у нас, зерносклад?

— Я не задарма прошу, я новость какую-то скажу.

— Что там за новость у тебя? Уж не война ли кончилась?

— Не-ет, война ишо идет. А дадите? С полмешочка. Для вас же лучше делаю. Я ведь могу и не говорить, перебьемся. Только смотрите…

— Ты вот чего, парень, ты не пугай меня, я Колчаком пуганный. Ты, если пришел говорить, то говори. Посмотрю: дать — не дать.

Поозирался Петька на углы демаревских сеней, тянется к волосатому уху губами. Дотянулся:

— Сережка ваш в милицию побежал заявлять, где у вас пшеница спрятана. Вот честное…

— Стервец! Ну, явится он оттуда… Так он что, всем доложился, куда отправился?

— Не-е, мне только. Я его отговаривал.

— Ладно, отговаривал ты…

Илья Анисимович выволок из кармана гремучую связку ключей, отыскал, какой тот, отомкнул кладовку. Кладовка темная, как пропасть: шагни и полетишь в тартарары. Шагнул, возится где-то, еще один замок отмыкает. Возвратился — буханка в руке. Здоровущая буханка, с эмалированный тазик.

— Это тебе задаток, расчет попозже. Если уж друга продал за полмешка зерна… С этого вот и начинаются предатели.

— Сестренка болеет.

— А так не продал бы? Ладно, ладно, хорошо сделал. — Демарев похлопал Петьку по плечу. — Отнесешь своей сестренке хлеб (да спрячь его под пиджак!) — вернешься. Дождись Сережку и смани куда-нибудь. В кино сходите. Денег дать на билет? Потом еще куда-нибудь позови. Понял?

— Понял.

— И никому ни-ни. Понял?

— Что вы, дядя Илья, не маленький. Буду молчать, как земля.

А земля тоже не всегда молчит.

9

Звякнул дужкой подойник, как под ножом заверещал кот. Мертвый проснется. Сергей протер глаза. За оконцем горенки пролитым парным молоком растекалось белое утро. В курятнике горлопанил петух к перемене погоды. Мать гремела на кухне ведром, шлепал тапками отец. Сергею тоже надо бы встать да собираться в военкомат, постричься наголо зайти в парикмахерскую, но после вчерашнего как показываться им на глаза? Притаился, лежит.

Выждал — ушли, наконец. Скорей, скорей надернул костюм — и следом. Выскочил за ворота — у воротного столба Герка. Тесный пиджачок внакидку, книжки под мышкой, постаивает, ждет. Была неволя человеку тащиться с края на край.

— А шо за военные до вас вчора заходылы? Часом, не з Украинского хронту? Воны ночевалы, да?

— Какие военные? Никто не был.

— Я сам бачив, як заходылы. Ты шо, спав? Не чухайся, не чухайся, бо ди штунде зараз бегинт. А портфелюга твоя где?

— Я не в школу, к военкому. В армию проситься.

— У солдаты?

— Нет, в генералы. Ты не желаешь? А то пошли вместе.

— А бабусю на кого спокыну?

— Тю-ю, бабуся клюкой перекрестится, узнает. Видел я как ты ешь, иждивенец.

Герка пощипал пушок на губе.

— Не визмуть, рокив мало.

— Приврешь с годик. Метрику, скажешь, потерял в эвакуацию.

— Хай будэ гречка, попытаемось.

И они от школы повернули к военкомату. Молодость крута на повороты.

Военком долго разглядывал добровольцев. Толку-то, что высокие. Какие из них вояки?

— И по скольку же это вам годков, ребятки?

— По семнадцати, — ответил за обоих Сергей.

— По сем-над-цати.

Майор поставил локти на стол. Разглаживает складки над переносицей, они не разглаживаются: у самого сын в тыловом госпитале.

— В которых классах учитесь?

— У восьмых, дядька майор.

— А «двоек» нет?

— Та якие це «двойки»… В мене тилько по русскому та по математике з алгеброй. По економыческой географии та ще… А по поведению «пять».

— Хватит, хватит, хватит. — И посерьезнев: — Заканчивайте школу, но, чур, без «троек» даже, тогда, может, в училище какое-нибудь направлю вас. Давай метрику, математика з алгеброй.

— Метрику Гитлер разбомбил, хвашист проклятый. Та семнадцать мени.

— Это мы выясним. — Военком вынул из фанерного ящика бланк и с угла на угол по нему: «Определить возраст». — В третий кабинет.

В третьем кабинете Герку держали минут пять. Сергей дольше того переживал.

— Порядок, Серега! Семнадцать намерялы.

— Как?

— А позаглядали, як цыгане мерину у зубы, пошушукалысь, старший пытае: рахитом болел? Я кажу: недужил. Вин знова пытае: колы? Я кажу: кубыть, у прошлом роци… Ну, чё смиетэся?

— Дурачок, это ж детская болезнь.

— То воны знают, що вона детская. Бачишь? Семнадцать. Разборчиво написано.

Заглянул Сергей в бланк — верно. Идите, готовьтесь к экзаменам, ребятишки.

10

До экзаменов месяц и две недели. Трудновато наверстывать. Наверстывали. Надо потому что. Допоздна засиживались у Витьки, Витька-отличник. Петька в математике силен — осаждали Петьку. Надо. Не переписывались с девчонками на уроках, переселились на первую парту. Над ними посмеивались.