А мы служили на крейсерах - [48]

— Согласен. Какие предложения?

Тут зам идею свою объявляет.

Напечатать письмо, якобы баба Ванина в политотдел Лиепайской бригады обратилась, оформить его как надо, и по приходу в Балтийск — Ваню напугать.

Нет вопросов.

Взяли машинку, натюкали одним пальцем, что мол в политотдел обратилась гражданка такая — то, с вопросом, куда пропал ее любимый Иванов И. И., который два месяца назад вступил с ней в половую связь, и обещал жениться.

И просит она всей силой партии вернуть его, дорогого к ней, любимой.

Только так.

На угловом штампе парохода номер в/ч заклеили, тиснули на бумагу косо, дата, номер. Зам закорючку — за НачПО поставил. Потом — конверт, адрес прямой — наш, обратный — политотдела Лиепайского, «письмо солдата, бесплатно» — все.

Но командира конечно посвятили. Тот — а Ванины рассказы тоже поперек горла — поддержал.

Пришли в Балтийск. Зам в политотдел сбегал, о полморсосе доложил, возвращается — черный.

К командиру. Меня тоже пригласили. Взывает кэп Ваню. Прибывает. «Прибыл, мой командир».

Тот:

— Что делать будем?

— А что?

— А письмо вот получили, фельдъегерской связью доставлено.

И читает. У Вани — челюсть на пол, коленки подогнулись, на диванчик рухнул…

— Дайте посмотреть…

Дали. В стрессе на «мелочи» оформления он внимания не обратил. Челюсть кое — как вправил

— Мужики, у меня же жена, дети, помогите, что — ни будь, хоть как, куда мне…я…ну…

Командир серьезно так:

— Ладно. Зам, напиши письмо, что в силу служебных обстоятельств Иван Иваныч на ТОФ (Тихоокеанский флот) откомандирован. Укажи в/ч какую ни будь…

Ваня:

— Не надо в/ч, найдет сука такая…

Командир на него посмотрел, и со своим непередаваемым кавказским акцентом говорит:

— Ладно. Толко еслы еще раз в кают-компаныи рот откроиш пра баб сваих — всэ данныи в палытатдел дам.

Ваня конечно клясться, что ни-ни…

Еще бы, из — под гильотины можно сказать выскочил. Думаю у него в те секунды, что он в трансе был — все промелькнуло. И лишение партбилета, и снятие с понижением, и развод, с выселением из Севастопольской квартиры…Поклянешься тут.

Затих он после этого.

И только уже когда в Бискае были, недели через три, зам ему правду открыл.

Соседи говорили, что минут пятнадцать в замовской каюте грохот стоял. А приборщик потом все бурчал, что стекла то графина и стаканов по всей каюте собирать приходится…

О национальной гордости чувашей

«Шизофрения, как и было сказано»

(кажется, Булгаков)

«Ленин был чуваш»

(М. Иванов)

Все-таки народ поизмельчал нынче.

Это, может, и бурчание стариковское — но, кажется, доля правды в нем все-таки есть.

А к чему я это — да вон, недавно сообщение проскочило, что, мол, матрос с Российского корабля в иностранном порту пропал. Естественно, сразу — измена Родине, предательство… Разобрались, правда, потом — напился, оказывается, попросту в хлам, и отсыпался где-то, за углом валяючись.

Не интересно, в общем.

А что интересно, спросите? А попробую рассказать.

На корабль, в экипаж иногда фигуры попадают прямо-таки странные. У меня, например, был и мастер спорта по карате, и повар из какого-то киевского ресторана — но больше всего, конечно, художники запомнились. То есть нормальные художники, учились после художественной школы в институте заочно, — ну и призвали их. Их — потому что два их было, и оба — чуваши, Иванов и Ильин.

Пришли они ко мне перед боевой незадолго, причем штаб сразу сказал — мол, одного заберем, на боевую не пойдет.

А тут, как не грех, жена, когда сдуру ей ляпнул, что, мол, художники у меня объявились — чуть не с ножом к горлу.

Она в то время в детской неврологии воспитательницей работала — помоги, мол, раз дело такое, у нас там стенка пустая в холле, может, нарисуют чего. В конце концов — чего не помочь? Отправил я их туда, на так сказать принудительные работы… Проходит дней пять — выполнили они социальный заказ, о чем жена и проинформировала.

Только когда информировала — как-то странно на меня поглядывала — будто еще что сказать хочет — и в то же время… опасается вроде чего. Раз такое дело — решил сам посмотреть. Зашел к супруге на работу. Ну-ну. Нарисовали. То есть вроде бы все по-хорошему — птички там разные, бабочки цветные… мишка-медведь опять же с бочонком меда. Нда-а-а-а. Не то что-то с медведем. Вроде все исправно — а не то.

Чувство какое-то странное, при взгляде на роспись эту стенную возникает. Тревога какая-то.

Жена — рядом. Ну и как, мол?.. Да ничего вроде… Только вот…

А она: «Вот-вот» — и - рассказывает, что, мол, когда заведующая этим самым нервным отделением результаты творчества увидела — тоже так себе, похмыкала, и говорит, что, мол, мужу вы (жена то есть) скажите, на всякий случай. Не все у художников этих его ладно. С головой то есть. То есть, если б они помладше были, в детском совсем возрасте, так диагноз «шизофрения» — в самый раз был бы.

Ну а так — люди взрослые, комиссию перед призывом прошли, может, и ошибка…

Ну мне — что делать, похмыкал тоже, в памяти галочку себе поставил — припомнить если что.

…А тем временем — пароход мой к боевой подготовился, вышли на пять с половиной месяцев, а перед выходом — одного художника — Иванова — забрали у меня.

На боевой мой художник, Ильин — ничем особым себя не проявил, служил как все, то есть не лучше и ни хуже. Вернулись мы, через пятнадцать суток — в ремонт в Болгарию ушли. Единственно, что запомнилось — так действительно в бригаде наглядная агитация на недосягаемую высоту поднялась. Крепко оставшийся Иванов поработал.