А может, это любовь? - [14]

Ник повернул Стефани лицом к себе и снова заключил в объятия. Стефани положила руку ему на грудь, но не стала… не смогла… его оттолкнуть. Они стояли, тесно прижавшись, но глядя друг на друга словно враги.

Но ведь любила же она его когда-то…

Глаза Ника то горели жарким огнем, то становились холодными, а движения — осторожными и цепкими, будто она была каким-то диким существом, которое он хотел приручить.

Ник слегка коснулся губами родинки над верхней губой, потом обвел ее языком, как бы изучая это крошечное совершенство.

— Как давно я мечтал это сделать, — хрипло протянул он. — Долгие годы. — Он поцеловал ее сначала в уголок рта, затем впился в ее губы жарким поцелуем.

Она непроизвольно разомкнула губы, и его язык скользнул внутрь.

Время остановилось.

В какой-то момент Стефани, встав на цыпочки, обвила шею Ника, чтобы прижаться еще крепче. Следующим шагом могло быть лишь полное слияние.

Ник гладил ее спину, бедра, грудь, и с губ Стефани слетел невольный стон.

— Будь моею, — шептал он. — Растворись во мне, как бывало раньше, когда мы были молоды и беспечно отдавались своей страсти.

— Я хочу…

— Скажи мне, чего ты хочешь, — бормотал он, осыпая поцелуями ее шею.

— Чтобы было так, как тогда.

Он поднял голову. Внезапно в его глазах вспыхнула не то злость, не то ненависть.

— Мы никогда не будем такими, как тогда…

«До того, как я застал тебя с другим мужчиной» — таков был невысказанный конец фразы.

Стефани поправила упавшую ему на лоб прядь.

— Я тебя никогда не обманывала, Ник.

— Не лги!

— Я и не лгу, но ты не стал слушать мои доводы и не поверил в мою невиновность. Я тоже тебя за это до конца не простила.

— Почему у меня такое чувство, будто ты снова хочешь обвинить во всем меня, хотя это не меня ты застала в чужих объятиях?

— Возможно, мы оба были не правы. Ты был слишком упрям, чтобы вернуться, а я — чтобы оправдываться. А может быть, ты хотел воспользоваться моей так называемой изменой, чтобы порвать со мной? Кое-кто из моих друзей именно так и считал.

— Если ты этому поверила, значит, совсем меня не знала, — пришел он в ярость.

— Возможно. Но и ты меня не знал, если думал, что я тебя обманывала, а потом лгала. — Боль тех лет снова сжала ей сердце, но Стефани замолчала, боясь сказать то, о чем будет потом жалеть.

— Мама? — вдруг раздался голос Дуги.

Ник выпустил из рук Стефани и отступил, а она повернулась к плите и стала помешивать какао.

— Мы здесь, — крикнула она.

— С тобой все в порядке?

— Да. Немного побаливало, так что пришлось принять таблетку. Мы собираемся выпить какао. Будешь с нами?

— Буду. — Дуги зевнул и потер глаза.

Было два часа ночи. Колдовское время. Время человеческой слабости. Впредь надо быть поосторожнее и вообще не давать воли своим эмоциям.

Физической близости недостаточно. Она это поняла уже давно, когда ей было тяжело и одиноко, а его не было рядом. После смерти отца она училась и работала на своем маленьком ранчо. Время от времени заходил Клей. Проверить, как идут дела, — так он говорил. Но его взгляд говорил о другом. Она честно призналась ему, что у нее есть друг. Но Клей был к ней добр, а она так одинока. Она плакала, а Клей ее утешал.

Тут-то и появился Ник.

После того как они расстались, Стефани еще долго никому не доверяла. А Клей умел ждать…

Ник пил маленькими глотками какао. В желудке стало тепло, но лед в душе не таял.

Может, он все-таки был не прав все эти годы? Но трудно поверить всем этим словам о невиновности после стольких лет. Впрочем, какая разница!

Она была против их близости. Он определил это по тому, как она отводила взгляд, как неестественно пылали ее щеки, как менялся цвет ее глаз, в которых отражалась гамма разноречивых чувств — стыд, сожаление, гнев.

Его разум тоже противился физической близости, но эта женщина сводила его с ума, и он разрывался между желанием обладать ею и придушить ее.

— Очень болит рука? — спросил Дуги, облизывая губы.

— Уже нет — видимо, таблетка подействовала. У меня глаза слипаются. Пойду лягу.

— Правильно. А то нам с Ником придется тебя нести. Ты была в полной отключке, когда я вернулся с рыбалки. — Дуги залился счастливым смехом ребенка, одержавшего верх над взрослыми.

— И ты иди спать.

— Ага, — ответил он, но не только не сдвинулся с места, но и сделал вид, что пьет какао, хотя кружка уже была пуста.

Когда Стефани ушла, наступило молчание. Наконец Дуги спросил:

— Ты ведь хорошо знал моего отца, верно?

Ник не ожидал, что речь пойдет о Клее.

— Да. Он был моим другом. Мы три года были напарниками.

— Что бы ты… что бы ты подумал, если… если бы я тебе сказал, что он был мошенником?

Ник был поражен таким заявлением не меньше, чем если бы Дуги сказал ему, что его отец был убийцей-маньяком.

— Может, расскажешь, почему ты так считаешь? — предложил Ник.

— Два года тому назад, когда отец еще был жив, я случайно подслушал, как он спорил с одним человеком. Они говорили о бриллиантах, только тот человек называл их камушками. Он хотел узнать, куда отец их спрятал.

Дуги замолчал. У него был вид несчастного ребенка, мир которого рухнул. Ник было подумал, что, может, Клей и не был таким уж героем, каким его себе представляла Стефани, но тут же устыдился своей подозрительности.