... а Ганг течет дальше - [36]

Теперь слоны вернулись в родные дебри. Они находятся на содержании государственного лесного ведомства и работают на него — валят деревья и доставляют к проезжим дорогам. Во время охоты их используют для передвижения по джунглям, так как никакое другое животное не в состоянии пробраться сквозь непроходимые заросли и защитить охотника от нападения змей или тигров. Только в Джайпуре еще сохранилось кое-что от былого величия этих животных, хотя в носилках не восседают разукрашенные алмазами махараджи и не их милостями слоны существуют. Они сами зарабатывают себе на хлеб тем, что за 40 рупий возят белых сахибов к старому дворцу.

На краю пустыни Тар

Асфальтированное шоссе, ведущее из Джайпура на запад, невдалеке от его ворот обрывается, следы колес теряются в желтом песке пустыни, и каждый волен по собственному усмотрению выбирать себе наиболее удобный и правильный путь. Нашли вы его или нет, выясняется только тогда, когда вы уже порядочно заплутаетесь, так как здесь нет ни указателей, ни дорожных знаков. Человек, попавший в эти края впервые, скоро начинает понимать все коварство безбрежного песчаного моря. Мы во всяком случае много раз сбивались с пути, и предположение, что поездка в пустыню чревата неприятными неожиданностями для новичка, превратилась у нас в твердую уверенность.

Наиболее надежным средством передвижения по Раджастану по сей день остаются верблюды. Выносливые и неприхотливые, они могут по две недели обходиться без воды, и ни сыпучие пески, ни бездорожье им не страшны. Нередко нетерпеливый путешественник, стоя возле кипящего радиатора своей машины, вынужден признать, что медлительные корабли пустыни порой оказываются самыми быстроходными. Безнадежно увяз по обе оси в песке и наш автомобиль, обладающий повышенной проходимостью, и выручили нас верблюды и их погонщики.

В Раджастане пустыня не возникает неожиданно за зелеными окраинами города. Ее раскаленное дыхание, достигающее самого Джайпура, выжгло некогда цветущие сады. И в городе растительность скудна, а в направлении на запад исчезают даже деревья. Где прежде были поля и жилища людей, теперь остались только чахлая трава, кактусы и чертополох.

Не думайте, что пустыня — это совершенно однообразное море песка, где-то в бесконечности сливающееся с горизонтом. Она имеет свои очертания, и в ней один пейзаж сменяется другим. Вот желтые холмы, настоящие песчаные горы, нанесенные ветром, гребни которых отражают лучи солнца всеми цветами радуги. Они находятся в состоянии непрерывного движения — сегодня здесь, завтра там — и поглощают все, что попадается им на пути. А вот сухие кустарники и чертополох. После муссонов они оживают, а сейчас мертвенно-пыльные вытянулись к небу, навстречу своей гибели. На севере и на юге Тара возвышаются скалистые, такие же безотрадные горы. Их голые вершины не омываются ручьями, склоны не дают тени, камни раскалены. На волнистых линиях зыбких песков виднеются отпечатки верблюжьих копыт, разбегающиеся в разные стороны. Песок все время заметает эти тропы, но погонщики верблюдов с непостижимым чутьем отыскивают их снова и снова. А вот и следы смерти — белые скелеты, молчаливо свидетельствующие о чьей-то печальной судьбе и заставляющие путников как можно скорее устремиться вперед, к следующему оазису.

Все в пустыне кажется враждебным жизни. Земля не родит плодов, а солнце — источник жизни — здесь все уничтожает, сжигая своими прямыми лучами. Даже ветер не приносит свежести, а лишь колеблет раскаленный воздух над голыми равнинами.

Как спасительные острова встают перед взором путников оазисы. Один из таких островков плодородия — Пангбар, лежащий на краю 1 ара. Вода поддерживает здесь жизнь. Не удивительно, что колодцы, дарящие живительную влагу, являются центром, к которому жмется вся деревня — покосившиеся хижины, деревенская площадь и крохотные посевы. К колодцам, будто притягиваемые тайными силами, сбегаются все тропинки, там собираются женщины, приходящие за водой.

Ходить по воду — тяжкий труд, но в то же время одно из немногих развлечений деревенской жизни. Впервые женщины приходят к колодцу в предрассветных сумерках. Облаченные в ниспадающие свободными складками сари, шагая размеренной поступью, они несут на головах от двух до трех поставленных друг на друга медных кувшинов, начищенных до блеска и составляющих гордость индийских хозяек. Они не только не сгибаются под тяжестью ноши, а, наоборот, она заставляет их выпрямляться, придает походке своеобразное очарование, которое еще в древние времена пленяло иностранцев.

Чем больше женщин собирается у колодца, чем дольше им приходится ждать очереди зачерпнуть воды, тем веселее и непринужденнее становится беседа. Это отдушина в однообразии будней, в бессмысленной монотонности существования за глинобитными стенами домов и дворов. В 550 тысячах индийских деревень, из которых многие не имеют даже названия, колодцы являются важнейшим после храма средоточием общественной жизни и заменяют женщинам газету, клуб, женский союз, трактир с тем огромным преимуществом, что времяпрепровождение в тени манговых деревьев не стоит ни гроша.