... а Ганг течет дальше - [28]

На одном из перекрестков путь преграждала толпа людей, образовавших тесный круг. Те, которые оказались внутри, сидели на корточках, другие — во втором ряду — стояли плотной стеной, а третьи вытягивались изо всех сил, тщась что-либо разглядеть поверх голов и спин. Внимание толпы, оказывается, привлек сидевший в середине пожилой мужчина, жестикулировавший так энергично и красноречиво, что, пожалуй, его можно было бы понять и без слов. Он говорил о Шиве и Вишну, о жизни в мире земном и мире загробном. В нескольких шагах от него было аналогичное сборище, с той лишь разницей, что здесь речь шла о сугубо земных делах: проникновенно рекламировались зеленые пилюли, якобы совершающие чудеса исцеления.

На улицах Джайпура мне повстречался человек, наготу которого прикрывали только борода да железная цепь вокруг бедер. Его лицо было раскрашено в неопределенные цвета, а серые волосы и тело имели такой вид, словно их вываляли в золе. Это — «святой», садху. Он уже в этом грешном мире живет потусторонней жизнью, отказываясь от всех земных радостей. Правда, от земной еды он еще не в силах отказаться и протягивает свои «священные» длани за вполне материальным подаянием.

В Джайпуре настоящий рай для художника. Куда ни глянь, перед взором предстает вся палитра тонов, сверкающих на фоне ярко-синего тропического неба. Все здесь овеяно сухим, горячим воздухом пустыни, чье раскаленное дыхание не в силах задержать городские ворота. Неповторим в своем красочном многообразии джайпурский базар. Горами навалены плоды — бананы, апельсины, дыни, мандарины, лимоны, кокосовые орехи, гуайявы, ананасы. Кажется, что все богатства тропических чудо-садов доставлены сюда для продажи.

Дома, такие однообразно серые и безотрадные в других городах, сияют здесь светло-розовыми тонами. Недаром Джайпур называют светло-розовым городом. Его жители любят одеваться в яркие платья. Редко встретишь здесь женщину в простом белом сари, распространенном во всей Индии. Вместо него в Раджастане принято носить ярко-красную, желтую или синюю широкую юбку — гхагра и пеструю блузку — канчли, отделанную орнаментом и нередко даже жемчугом. Завершается наряд допати — одноцветной шалью с богатой вышивкой. Те, кому это по средствам, украшают запястья и щиколотки не только обычными серебряными, но и цветными браслетами.

Все радовало глаз, даже необычный вид животных, которых мы увидели на улице. Оказывается, они участвовали в дивали — празднике огня, радости и веселья, одном из важнейших индусских торжеств. Рога быков в честь праздника были окрашены в красный и синий цвета, а у некоторых позолочены или посеребрены. Белые коровы пестрели полосами, отпечатками рук и замысловатыми знаками. Мне сообщили, что это великая честь, которой удостаиваются не все животные, а только священные. Поэтому незаменимые верблюды даже в этот день оставались глинисто-серыми и лохматыми, что особенно бросалось в глаза, когда они двигались по улицам рядом с празднично убранными коровами, напоминая еретиков, не удостоившихся праздничных отличий.

Зловещую ноту в эту симфонию красок вносили хищные птицы — коршуны и луни, сотнями и тысячами сидевшие на карнизах домов. Заприметив добычу, они стаями взмывали вверх, буквально заслоняя солнечный свет, и, подобно грозовой туче, низвергались на землю с вытянутыми вперед длинными когтями и острыми клювами. Всегда голодные хищники в любой момент готовы перейти в наступление, и даже взмах их широких крыльев небезопасен. Если я начинал на улице что-нибудь есть, около меня немедленно вырастала фигура индийца, предупреждавшего об опасности. Мне рассказывали, что птицы воруют овец и коз, а один индиец уверял, что был случай, когда они похитили ребенка.

Торговцы зерном не обращали внимания на летающих нарушителей спокойствия. Они складывали мешки в кучу, пересчитывали их, просеивали зерна сквозь пальцы, а затем приступали к взвешиванию. Взвешивание для них не просто работа, не обычная процедура, которую следует закончить как можно скорее. Это священнодействие, доставляющее радость и как бы подытоживающее выгодную торговую сделку.

Взвешивание производится весь день напролет, с раннего утра до позднего вечера. Человеку постороннему начинает казаться, будто зерно привезено сюда исключительно для того, чтобы его взвешивали, причем не большими порциями, не мешками, а маленькими кучками, умещающимися на чаше весов. Не мудрено, что при такой системе поклажа одного верблюда задавала работу на целый день. Один за другим опорожнялись мешки, окруженные плотной толпой людей, которые, казалось, были обеспокоены лишь тем, чтобы ни одно зернышко не пропало втуне. Чашу весов, не вмещавшую и 5 килограммов, то и дело наполняли руками под ритмичные звуки песни. И всякий раз, когда бородатый индиец в тюрбане высоко поднимал за веревку коромысло весов и чаши с зерном и гирями уравновешивались, он расплывался в улыбке и бросал вокруг торжествующий взгляд.

Сколько времени пропадает зря! Порою кажется, что его здесь не ценят. В Индии говорят завтра, а подразумевают послезавтра, но с таким же успехом это может означать и через неделю. Здесь не уславливаются на определенное время, скажем на четверть одиннадцатого или на половину двенадцатого, а предлагают: «встретимся до обеда», и каждый волен истолковывать эти слова по-своему. Никто не спешит на вокзал в последнюю минуту, а приходят задолго, иногда за несколько часов до отхода поезда, и удобно располагаются на перроне с узлами, ящиками и чемоданами. Жизнь здесь течет вне времени, и часы, пожалуй, служат лишь внешним признаком благосостояния. Но индустриализация страны и в этом отношении принесла с собой большие перемены, ибо современное предприятие требует дисциплины, точности и аккуратности.