А дело шло к войне - [22]
Бывает же такая удача, вечером в спальне все завидовали мне.
Нас ведут обедать в гарнизонную столовую. Столовые, в том числе военные, в нашей стране делятся на бездну категорий. В НИИ ВВС их было пять: для сержантов, для лейтенантов и капитанов, для майоров и подполковников, для полковников и, наконец, для генералов. То ли потому, что столовая наивысшей категории была изолирована, либо охране приказали считать нас генеральским эквивалентом, но повели нас в нее. Когда мы вошли, за одним из столиков мирно беседовали три генерала: П. А. Лосюков, С. А. Данилин и Н. П. Шелимов. Увидя среди нас Туполева, генералы поднялись, раскланялись и стали о нас заботиться. Рассаживали, интересовались впечатлениями от немецкой техники. Однако в их действиях сквозили неловкость из-за обстановки, скованность от присутствия Крючкова (попок оставили за дверью), смущение. Опять столкновение между действительностью и слухами, которыми оболванивали народ, вроде байки о продаже Туполевым чертежей немцам. Шел общий, достаточно непринужденный разговор, когда А Н, обращаясь к Лосюкову, сказал: "Вот, Прохор Алексеевич, удостоился, осмотрел Ме-110, увидел "свою" машину". Все замолчали, каждому было ясно, на что он намекал. Крючков явно заволновался, что будет дальше? В маленькой комнате наступила гнетущая тишина. Обед подходил к концу, генералы встали, Данилин и Лосюков подошли к Старику и крепко пожали ему руку.
Этот инцидент был своеобразным знамением эпохи. Видели, ужасались, но молчали. В драматической же обстановке неожиданной встречи искренность брала верх, люди своих чувств скрыть не могли и проявляли их не задумываясь.
Версия о якобы проданных Туполевым немцам чертежах была иезуитской, но хоть как-то объясняла народу арест АНТ. Самолеты с разнесенным оперением, как у Ме-110 и 103-й, путали не только дилетанты, но даже зенитчики, довольно успешно пытавшиеся в ходе войны сбивать Ту-2. Для обывателя же эти машины были тождественны.
Еще через две недели вновь едем на аэродром. Самолет состыковали, его нужно готовить к первому вылету. АНТ создает оперативную группу по летным испытаниям, куда он вводит начальников конструкторских бригад и ведущего - А. М. Черемухина.
Поездки наши проходили по стандарту. Во двор КОСОСа подавали небольшой автобус. Задний ряд сидений занимали попки, затем, пересчитывая по головам, впускали нас. На передних сидениях рассаживалась вторая группа попок, а рядом с шофером Крючков. Туполев имел постоянное место в правом переднем углу. Между ним и дверью, на откидном сиденье размещался еще один охранник. На всем пути мы с оживлением рассматривали в окна жизнь города, природу. В автобусе была эрзац-свобода, решеток на окнах не было, и мы как бы окунались в жизнь свободных людей.
Здесь я забегу вперед. В одну из поездок, весной, когда по промоинам бежали ручьи, на потолке автобуса весело мельтешили солнечные блики, яростно чирикали воробьи и через открытые окна вливался бодрящий весенний воздух, в самой гуще площади Преображенской заставы у нас прокололась шина. Возникла сложная ситуация: ведь выпустить на улицу нас нельзя! Посоветовавшись, попки вылезли сами и окружили машину. Дверь ее осталась открытой. Хотя все попки были в штатском, оттопыренные пистолетами зады не ускользнули от внимания мальчишек. Стайка их сперва робко, а потом все нахальнее закрутилась вблизи. Наконец один из них подбежал к двери и дерзко крикнул: "А мы знаем, кто вы!" Сидевший возле двери Туполев заинтересовался: "Ну, кто же?" Не смущаясь его патриархальным видом, постреленок бросил: "Жулики!"
Часто после этого АНТ с грустной усмешкой звал нас: "Ну, жулики, пошли", или "Давайте-ка, жулики, обмозгуем", - видимо, озорник ранил его. Через много лет мы группой ехали в его ЗИМе, был мартовский день, и на деревьях на набережной Яузы шумели и дрались воробьи. "А помните, как нас жуликами обозвали? Ведь метко подметили, а?"
Но вернемся назад, в осень сорокового года. Машину по первой пороше выводят из ангара, колеса прочерчивают по мягкому снегу четкие следы. В кабине М. А. Нюхтиков, он пробует двигатели, от струй винтов несется снег. Наконец, все опробовано, и Старик кричит: "С Богом!" Нюхтиков дает газ, машина трогается и исчезает в снежных облаках. Проходит несколько минут, и 103-я появляется в начале взлетной дорожки. Затем разбегается, тормозит, вновь разбегается. Проделав эти маневры три раза, Нюхтиков заруливает на стоянку. В нашей группе споры - оторвалась или нет? Десятки самолетов проводили свою первую рулежку на моих глазах, но не было случая, чтобы такой спор не возник.
Нюхтиков подрулил, выключил моторы, уютно потрескивают остывающие на морозе выхлопы. Летчик спускается по лесенке: "Все в порядке, готов к первому вылету". Рапортующий арестанту полковник ВВС - такое тоже не каждый день увидишь.
Для первого вылета самолета нужна куча бумаг, для 103-й, созданной "вредителями", - сто куч. Несколько дней АНТ, вызывая то одного, то другого из нас, разбирает кучу за кучей, вытаскивает одну бумагу за другой, чтобы поставить на каждой свое факсимиле. Постепенно звереет и, не выдержав, бросает свой штампик на стол. "Ставьте куда хотите, хоть на задницы руководителям!" кричит он фальцетом.
Работа проф. Г. Озерова (Настоящий автор Л.Л. Кербер) – «Туполевская шарага» – может быть рекомендована каждому, желающему познакомиться с одним из необычайных порождений сталинского периода – с системой так называемых ОКБ ЭКУ ГПУ-НКВД (Особых конструкторских бюро Экономического управления ГПУ). Автор наглядно и реалистически рисует быт, рабочую обстановку и, что наиболее важно, настроения заключенных специалистов. Некоторая перегрузка текста именами и техническими данными о конструкциях и типах самолетов, несколько затрудняющая чтение для широкого читательского круга, повышает ценность этой работы для людей, изучающих сталинский период.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.