А дальше только океан - [5]

Все это значило, что Павлову скучать на новом месте не придется!

Павлов сидел на скрипучей, провисшей до пола раскладушке, крепко сжав голову. Его бил противный мелкий озноб. «Этого не хватало — дождь при сугробах снега!» — ворчал он на погоду.

Ливень разразился неожиданно. Он настиг Павлова почти у самого дома, но промочил до нитки, а теперь за окном продолжал хлестать беспрестанно. Яростный, упругий ветер вбивал влагу во все щели, даже не заметные простому глазу. Резвые извилистые струйки быстро растекались по полу, по-кошачьи вкрадчиво подползали прямо к раскладушке.

«Наваждение!.. — Очнувшись наконец от навеянных внезапным ненастьем грустных дум, Павлов обнаружил, что сидит посреди обширной, раздавшейся на полкомнаты, лужи. Пришлось собрать все емкости, какие были в квартире, и подставить их к подоконникам, а балконную дверь забаррикадировать валиком, сложенным из старого пододеяльника. Но кастрюли, компотные склянки, тазики наполнялись так стремительно, что Павлов едва успевал их опорожнять. — Чертовщина!»

Это суматошное занятие прервал замполит Ветров, высокий, моложавый, с обветренным лицом и совершенно седыми волосами офицер.

— Напрасный труд, Виктор Федорович, — крепко пожимая красную от студеной воды руку Павлова, произнес он, чуть заметно налегая на «о», что придавало его речи неторопливую напевность. — Ей-ей, напрасный, — убежденно повторил Ветров, а сам тоже стал таскать банки-склянки.

Дело с осушением лужи на полу подвинулось. Но и дождь не дремал, и, когда, шурша и хлюпая, потекло в новом месте — по обоям, оба махнули рукой.

— Часто здесь такое? Как-никак декабрь…

— Частенько. — Ветров зябко повел крутым плечом, будто вправляя его, и кивнул на окно, за которым негодовал взбешенный, исхлестанный дождем океан. — Кухня погоды — вот она! Получаем всего без нормы и в первую очередь. — Он снова глянул в сторону океана и сказал: — Пойдемте лучше к нам. Хозяйка ватрушек напекла — объедение!

Они спустились этажом ниже. Ветров отворил аккуратно обитую коричневым дерматином дверь и провел Павлова в хорошо обставленную комнату. Вдоль ее стен располагались стеллажи с книгами, возле окон прозрачно-зеленой паутиной свисали из горшков плети папоротника. После своего пустынного, промоченного насквозь обиталища Павлов словно попал в другой мир.

— Валентин Петрович! — Он с недоумением осмотрелся. — А где же дождь?!

— А-а! — заулыбался Ветров, подвигая стулья и как-то очень бережно закрывая своими крупными руками лежавшую на столе книгу в зеленом переплете. — Тут западная сторона. Днем, правда, темновато, видите, окна упираются в сопку, зато даже в пургу открываем форточки. Да-а, — продолжал он нараспев, — погодка нас не балует. Природа-матушка такое выкамаривает — каждый день жди сюрпризов!.. Одно успокаивает — люди хоро-о-шие! — Он заокал особенно густо, подчеркивая этим свою оценку.

— Хорошие?.. — переспросил Павлов.

— Сами увидите. — Ветров машинально разглаживал руками все ту же зеленую книгу. По его лицу скользнула тень, он на мгновение нахмурился. — Почти каждый день бьются со стихией. И обратите внимание, не теряют чувства юмора. Конечно, есть кое-кто похуже. Е-е-есть! Только они погоды не делают.

Мнение Ветрова о моряках расходилось с мнением Николаенко. Может, замполит успокаивает нового командира?

— «Тихоокеанский флот»? — Павлов подбородком указал на зеленую книгу.

— Готовлюсь, — сдержанно пояснил Ветров. — Хочу немного гордость пошевелить. За наш флот, за наш край, за нашу службу. А то некоторые еще полагают, что своим присутствием здесь они кого-то одалживают…

В дверях появилась круглолицая, большеглазая, чуть полноватая женщина в клетчатом переднике с тарелкой румяных ватрушек.

— Анастасия Кононовна, — представил жену Ветров, ловко подхватывая из ее рук тарелку. — Прошу любить да жаловать.

— Он, наверное, уже успел похвастаться моей стряпней? — мягко заговорила хозяйка, кивая на Ветрова с добродушным укором. Павлову показалось, что он где-то уже встречал ее, что они давным-давно знакомы. — Верите, Виктор Федорович, Валентин на мне и женился-то из-за отчества, — смеясь, продолжала она грудным голосом. — Шутка ли, для волжанина три «о» подряд! Ладно, книги в сторону. Прошу к столу.

Яркий светильник тепло отражался в самодовольно-кургузом самоваре, в синих, с золотыми ободками, чашках, в пузатом чайнике с заваркой.

— А мы вас хорошо знаем, — заговорил Ветров, пододвигая гостю сахарницу. — Да, да, не удивляйтесь. Наезжал проверяющий из штаба флота, он и представил нам Павлова. Даже внешность обрисовал. Верно, Анастасия? — И Ветров назвал хорошо знакомую Павлову фамилию его школьного приятеля.

— Вот так так… Значит, и Колобок на Тихом!

— Колобок?.. Да он выше нас с вами!

— Это потом вымахал. А когда мы с ним пузыри пускали из соломинок, он был маленьким да кругленьким.

Заговорили об общих знакомых, о том, какими они теперь стали, о портах, где довелось служить или просто бывать на кораблях. Понятно, тянуло потолковать о службе, даже язык зудил, но и Павлов, и Ветров подавляли в себе это желание, наперед зная, что разговор был бы длинным, не всегда приятным, да и лучше, когда он состоится с главу на глаз. Ветров, правда, дважды вспоминал кого-то из тех, кто «похуже, но погоды не делает», но спохватывался и быстро переключался на недавние лыжные гонки.