А что потом? - [6]

— Это почти смешно. Вчера мы сидели здесь и завтракали, всё было хорошо. Всё было в порядке. А сегодня… — Я замолкаю, когда срывается голос. Ненавижу ту, кем я стала — жалкое рыдающее несчастье. Я отставляю чай и кладу голову на стол, обхватывая её руками. — Я не должна была выпроваживать Уильяма. Я не могу остаться в этом доме.

— Куда собираетесь идти? — спрашивает она.

Хороший вопрос. Я не хочу мешать сыну и его семье, так как они обустраивают свою жизнь. Я точно не хочу находиться рядом с внучкой в таком состоянии — чтобы она видела, что я ненавижу её деда. Она всего одна, но уверена, что девочка подхватывает мои чувства лучше, чем слова. Не хочу нависать тучей над ними. У них будет достаточно мрака на протяжении всей жизни.

— У меня есть сестра. Я могу остаться там, пока не приду в себя, — бормочу я. — Джиа потрясающая. Она сможет вынести мою хандру.

Лоурен поднимается и подходит ко мне.

— Думаю, вам позволено похандрить. — Она дарит мне тёплую улыбку и крепко обнимает. Я сказала бы, что её улыбка — это попытка скрыть тревогу. — И это прекрасно, что у вас есть тот, кто сможет побыть рядом. Я всегда хотела иметь брата или сестру.

— Забавно, а я всегда хотела, чтобы у Криса были брат или сестра. Теперь есть, — говорю я, не в состоянии замаскировать горечь.

— Хотите, я помогу вам упаковать вещи или отвезу вас к сестре?

— Нет. Поездка прочистит мысли. Знаю, я выгляжу дерьмово, но я в порядке. Бывало и хуже. — Прежде чем я покидаю кухню, мои ноги примёрзают к месту, и мне становится стыдно за то, что собираюсь спросить. — Лоурен, ты… ты что-то замечала между ними до того, как приехала сюда?

Чувствую себя ещё более жалко. Лоурен ближе подходит ко мне и смотрит прямо в глаза.

— Нет, ни разу.

Смеюсь над собой. Она не его жена. Замечала она что-то или нет — это неважно. Я была дурой. Была слепой, но больше всего меня беспокоит тихий голос в голове, который говорит, что я знала, что так будет.

* * *

Лиза

Любовь как паразит, забравшийся под кожу. Он влияет на любую важную часть тебя, заражает её. Вирус, который распространяется так быстро, что к тому времени, как ты осознаёшь, что заразился, его распространение невозможно остановить. Это наркотик, который влияет на твоё самочувствие, на твой аппетит, ты слышишь только то, что он позволяет, и под ним ты принимаешь совершенно не те решения. Хороший день в любви лучше, чем вообще можно представить, плохой день в любви парализует тебя. Безответная любовь даже хуже невысказанной. Любовь — это то, о чём ты пытаешься забыть, дверь, которая была закрыта, хоть и не на замок. Вчера я распахнула её настежь, и все мерзости, которые она хранила, стали видимыми для окружающих.

Это мой худший кошмар. Раскрылись мои самые тёмные секреты. Подтвердился мой самый худший страх. Мне пришлось рассказать всё человеку, который был одним из немногих моих настоящих друзей. Человеку, который никогда не осуждал меня, любил как родную сестру, а я сказала ему то, что могло его погубить. Так и случилось. Я думала, что рассказать всё будет правильно, что мне, по крайней мере, станет легче и моя совесть впервые за многие годы будет удовлетворена. Но этого не произошло.

Мне не стало легче, а по его взгляду я поняла, что он никогда не простит меня. Время не залечит ненависть, которая пылала в его глазах. Хуже всего был тот маленький проблеск разочарования, который я увидела, прежде чем друга поглотила чистая злоба. Больнее всего была мысль о том, что все вещи, которые говорили обо мне и моей семье, — сплетни, всё, во что он отказывался верить, — были правдой. Я не оправдала его ожиданий. Оказалось, что я всего лишь дочь шлюхи, выросшая такой же, как её мать. Я стала ещё хуже, потому что знала, что мама никогда не спала с женатым мужчиной, тем более отцом её лучшего друга. Она никогда не поступала так небрежно с тем, кого называла другом.

Когда ты молод, ты не думаешь, а просто чувствуешь. Ты жаждешь, хочешь и берёшь это. Хотелось бы, чтобы дело было только в возрасте, в том, что я была глупым, гормонально неустойчивым подростком, но это не так. Потому что мне всё ещё это нравится. Как бы мне не претило это, сначала я думаю о себе, и как бы я ни пыталась убедить себя в том, что рассказала Крису правду, потому что это было благородно и правильно, не рассказывала я её всё это время именно по этой причине. Я рассказала правду, потому что она мучила меня. Дело в секрете, знании того, чему я стала причиной, и я боялась, боялась быть ответственной за то, что маленькая девочка росла одна, и ещё больше боялась того, что она окажется такой, как я.

Когда я смотрю, как она спит, это пугает меня больше всего. Такие же светлые волосы, как у меня, и кровь, текущая по венам, которая передавалась от моей матери и её матери. Я хочу, чтобы она осталась спокойной, милой и невинной. Хочу, чтобы она придерживалась лжи о том, что не является Гаррет. Я больше всего на свете хочу, чтобы ложь, которую она знала, оказалась правдой, что её настоящая мама была милой, что она была самоотверженной и сделала бы что угодно для её счастья. Хотела бы я поменяться местами с женщиной, которая заслуживает быть её мамой. Я даже не хочу называться её матерью. Не заслуживаю этого звания.