А что потом? - [58]

— Джиа…

Она ничего не говорит, только удерживает на губах легкую улыбку. Замечаю влагу на её глазах. Поднимаю серебряное ожерелье в виде сердца, которое папа подарил Джиа на окончание школы.

— Я не могу принять это, — говорю я, чувствуя, как голос срывается.

Сестра только качает головой, расстёгивает украшение и поднимает мои волосы, чтобы надеть мне его на шею.

— Можешь. У меня столько подарков от отца, и я знаю, что для тебя это тяжело — когда отца нет рядом в такой день. Я знаю, как много это значит для тебя. — Джиа поправила ожерелье на моей шее. — Забавная история: когда я заканчивала школу, мне хотелось машину. Я просто знала, что родители смотрели на красный пылесборник, но для меня это был бы непросто пылесборник. Для меня это был бы целый мир. — Она прочищает горло. — В день выпускного папа протянул мне эту коробочку. Я думала, даже желала, чтобы это был ключ. Ключ от машины, на которую я намекала. Я убедила себя, что они хотели купить её мне.

Я киваю, расплывчато вспоминая тот день. Помню, как она была счастлива, как показывала мне ожерелье вечером за ужином.

— Когда он дал мне её, я была та-а-а-ак разочарована. Ты себе представить не можешь. Я даже уронила его. — Голос Джиа срывается, слёзы бегут по щекам. — Я никогда не забуду его взгляд. Мама… ты знаешь, какая она… она выглядела злой, словно «как ты посмела не оценить то, что тебе подарили». Но папа, он выглядел раненым. — Сестра шмыгнула носом. — Тогда я осознала, что повела себя неблагодарно. Если бы они могли купить мне машину, они бы купили.

Я хватаю её за руку, и сестрёнка делает глубокий вдох.

— Я бы всё отдала, лишь бы вернуться назад и изменить то, что я сказала. Если бы я только знала, что это будет его последний подарок для меня, для нас обоих…

Я обнимаю её.

— Ты не знала, Джиа. А папа понял. Я знаю, каким он был. Он знал, что ты не хотела его ранить.

— Я знаю, знаю, но просто… Мне хочется, чтобы оно было у тебя. Я понимаю, как много оно будет для тебя значить, — говорит она, собираясь с силами.

Я прикасаюсь к медальону.

— Я буду носить его, не всегда, конечно. Оно твоё.

Джиа отмахивается от меня.

— Я скажу, когда захочу его вернуть.

Я поднимаюсь, и Джиа показывает мне небольшую застеклённую террасу, которую она обустроила как спальню. Она наполовину меньше моей старой комнаты — не комнаты в доме Мартина, а той, в которой я обитала, ещё когда папа был жив. Наш дом был наполовину меньше нынешнего маминого дома. Но эта комната идеальна: с двухспальной кроватью, фиолетовым постельным бельём и постерами с Мадонной по всей комнате. Она помогла мне разложить одежду, а остаток ночи мы разговаривали и ели конфеты.

Прежде чем я окончательно уснула, я запретила себе думать во сне о голосе Уилла. И я не буду стремиться увидеться с ним. Что бы я ни чувствовала — любопытство ли это, безрассудная страсть или похоть, — ничто не стоит той боли, что встанет между нами с сестрой. Это ничто. Я превращу это в ничто.

Это будет ничем.

* * *

Я планирую быть занятой. Если буду всё время чем-то заниматься, у меня не останется времени для того, чтобы обдумывать и анализировать свои чувства к КакТамЕгоЗовут. Я убедила себя, что если буду думать об Уилле как о КакТамЕгоЗовут, то чувства к нему будут постепенно слабеть. То есть кто будет любить человека, к которому относятся как к ничему?

Пока Джиа нет дома, я убираюсь, читаю книги, смотрю телевизор, хотя у Джиа нет кабельного. Я болтаю с Заком столько, сколько могу, но так как сейчас он работает на заправке дольше, и его дядя не любит, когда племянник сидит на телефоне, я не могу с его помощью убивать время. На третий день я уже не нахожу себе места. Поскольку Джиа на работе и на учёбе, то её почти нет дома. Жизнь здесь совсем не похожа на ту, которую я себе представляла. Думаю, я просто представляла себе свободу, много-много свободы, когда можно делать всё, что хочешь, но когда тебе не нужно ходить в школу или на работу, то свобода сама по себе не имеет значения. А скука, на самом деле, не так обаятельна. Мне совершенно нечего делать.

На четвёртый день, когда я пересмотрела всё телевизионное дерьмо, какое только могла выдержать, я начала готовить всё, что только можно. Также решаю попробовать свои силы в здешней системе общественного транспорта. На углу квартала, где живёт Джиа, есть автобусная остановка. Поговорив с женщиной с заправки, я думаю, что автобус доставит меня прямо на железнодорожный вокзал, а тот уже доставит меня в самое сердце Чикаго. Если вы не найдёте себе занятие там, то вы безнадёжны. По крайней мере, так мне сказал заправщик.

Итак, я покупаю билет на автобус и с платой за проезд на поезде я начинаю своё путешествие. Это кажется отличной идеей, пока через несколько часов я не оказываюсь в пригороде в противоположном от моего дома конце города, уже начинает темнеть и мне слишком стыдно спрашивать прохожих о том, как вернуться домой. Как я, которая ничего не знает о транспортной системе в моём родном городе, посмела сразиться с нею в одном из самых больших городов в мире?

Наконец приходится проглотить гордость и направиться к телефонной будке, когда понимаю, что не знаю рабочего телефона Джиа. Я едва могу вспомнить, как называется фирма, в которой она работает. «Уотерс и Митчел» или «Уотерс и Майклс»? Оператор злится на меня и отвечает, что у него в списке около ста названий юридических фирм Чикаго со словом Уотерс. Я тоже злюсь и кладу трубку, затем смеюсь сама над собой. Основная причина, по которой я хотела прогуляться вне дома, — не маяться скукой и не думать о том единственном человеке, чей номер я помню. И именно его мне придётся увидеть.