А 259. Всплеск ярости - [24]

— Сам знаю! — огрызнулся Тёрнер, — К несчастью, те же самые наркотики, создавшие условия, в которых мы можем наблюдать данный феномен, одновременно, свели на нет нашу способность его интерпретировать… C’est la vie!

— Кстати, — заметил Моркемб, — как ты запомнил всю эту белибердятину? В чем фокус?

— Это не фокус, я не могу ее помнить. Я просто взглянул в то время, когда читал книгу, вероятно, так работает память у всех людей. Возможно, мы никогда не узнаем всю правду.

— Ты знаешь, что мне кажется, — произнес Эд, — по-моему, происходит что-то гораздо более зловещее…

— Ты прав! На самом деле, я не читал ее, а просто заглянул вперед, когда я буду ее читать… Вероятно, так работает память у всех людей, возможно, мы никогда не узнаем всю правду.

— Смотрите! — воскликнул Робинзон, внимательно следивший за явлением. — Он заколыхался.

Так оно и было, раздался странный шум, словно кто-то медленно выпускает воздух из воздушного шара, и Джим резко исчез.

— Там! — заволновался Моркемб, указывая на пол, где стояло привидение. — Эктоплазма! — он метнулся и зачерпнул ладонью, — Ёёё! Блядь! Фу-уу! Кончина! — негодовал он, выбрасывая жидкость и вытирая руки о джинсы.

— Спущенка путешествующего во времени Джима Моррисона, если быть точным! — провозгласил Эд, и мы покатились со смеху. Тут вломились несколько вышибал и вышвырнули нас к чертям собачьим.

Мы стояли на тальковом пляже за клубом, пока Эд ходил за джэгом. Мы с Сэди спустились в черноту у края воды. Присели, и она расстегнула мне ширинку, жадно сгребла мой набухающий орган и, обрабатывая его проворными пальцами, она начала мрачно и нараспев читать лотреамо-новского «Мальдорора» (Песнь первая, строфа девятая):

Vieil осёап, tu es le symbole de l’identitd: tou-jours 6gal к toi-тёте. Tu ne varies pas d’une татёге essentielle, et, si tes vagues sont quelque part en furie, plus loin, dans quelque autre zone, elles sont dans le calme le plus complet. Tu n’es pas comme 1’homme, qui s’arrSte dans la rue, pour voir deux bouledogues s’empoigner au cou, mais, qui ne s’arrSte pas, quand un enterrement passe; qui est ce matin accessible et ce soir de mauvaise humeur; qui rit aujourd’hui et pleure demain. Je te salue, vieil осёап!

Vieil осёап, il n’y aurait rien d’impossible к ce que tu caches dans ton sein de futures utiles pour Phomme¹.

Но не успел я эякулировать, как нас осветили фары и настойчивое бибиканье эдовского джэга. Мы залезли в машину и почесали прямо на хату. Моркемб сидел впереди и звонил всякому народу, зазывая их зайти. Добравшись до места, мы наполнили спидом большое красное ведро и пусти-

* О древний Океан, ты символ постоянства, ты испо-кон веков тождествен сам себе. Твоя суть неизменна, и если шторм бушует где-то на твоих просторах, то в других широтах гладь невозмутима. Ты не то что человек, который остановится поглазеть, как два бульдога рвут друг друга в клочья, но не оглянется на похоронную процессию; утром он весел и приветлив, вечером — не в духе, нынче смеется, завтра плачет. Привет тебе, о древний Океан!

О древний Океан, в тебе, возможно, таится нечто, сулящее великую пользу человечеству. (Лотреамон. Песни Мальдорора. М. 1993; пер. Н. Мавлевич).

ли его по кругу, попивая пиво, как вдруг Сэди предложила: «Давайте играть в шарады!»

И я поддержал ее: «Ага!» и стал трясти остальных: «Народ! Заткнитесь! Играем в шарады, пока гости не заявились. Я вожу».

— Это почему? — возмутился Эд. — Моя вечеринка. — Но я уже начал.

— Книга³³…

— Четыре слова…

— Первое слово… четыре слога…

— Второе слово… три слога…

— Третье слово… один слог

— Четвертое слово… Два слога…

Моркемб, казалось, негодовал: «Ты такой об-

сос… В смысле… Полная хуйня. Еб твою мать…»

— Отьебись! — прикрикнул я.

— С тобой все ясно, твою мать! Бла — бла — бла.

— Херня!

Тут Робинзон толканул меня, и я врезался в Моркемба, он отпихнул меня и врезал мне свингом. Я лягнулся остроконечным ботинком и поздоровался с коленной чашечкой.

— ХГЫ! — взревел он и запустил в меня банкой «Гролша», я засек ее приближение, но почему-то не успел посторонится, и она треснула меня по башке, довольно полная и тяжелая.

— ХГЫ! — взревел я, складываясь пополам. «НА!» — я схватил оказавшийся под рукой молоток и бросился вперед. Моркемб огляделся на предмет оружия и в итоге отдал предпочтение опасного вида заостренной палке. Тут дверь разлеталась на куски, и вломились два быка в темносиних спортивных костюмах с вышитыми на спине флуоресцентными буквами «ПОЛИЦИЯ ОК-РУГА ВОСТОЧНЫЙ ЭССЕКС» и бейсбольными кепками задом наперед, размахивая 9-миллиметровыми «Хеклер энд Ком».

— ПОЛИЦИЯ! — крикнули они оба. — Положь молоток! А ты положь острую палку. Затем они выпустили в полоток по автоматной очереди, демонстрируя весомость своих требований. На них обрушился водопад из штукатурки и прочей хре-ни.

— Потолок! — неизвестно к чему произнес Эд, когда мы с Моркембом с неохотой проявили послушание.

— Мы представляем НАРКОТИЧЕСКИЙ ОТДЕЛ! — объявил первый мусор (поэтому в дальнейшем будем обозначать его HOi, а его коллегу Н0₂).

— Будьте добры, три Пурпурных Ома³⁴ и фасовку Тайской Травки! — пропел неизвестный шутник из дальнего угла комнаты.