А 259. Всплеск ярости - [2]
ш* ничего не произошло. Потом что-то неразличимое отделилось и упало. Затем еще, и еще, и еще, и еще и больше, больше, затем последнее, и, наконец, прекратилось. Они падали, и кадры этого падения отпечатались в моем сознании крупным планом. Постепенно я догадался… осьминог? Хотя нет, у него всего шесть щупальцев. Правда, у всех этих существ было разное число щупальцев, наверно, оторвались, когда их выплюнуло из реактивной струи. Они вслепую крутились в небе, толкались, кто-нибудь один вытягивался и ШЛ ЮППАЛ СЯ об соседа, тот в свою очередь тоже вытягивался и ШЛЮППАЛ-СЯ еще о группку из трех зверюшек, а они ШЛЮППА-ЛИСЬ о первого, и так далее, пока все падающие осьминоги слепились вместе, у некоторых было по паре и больше щупальцев. Этот моллюсочный шар, вовремя не выпавший из алюминиевой матки, беспозвоночная паутина псевдолголовоногих, проваливается сквозь пространство с жутким шумом соединяющихся и разрывающих связь присосок; иногда кто-то отделяется целиком и уплывает прочь, но всякий раз выползает какое-нибудь хитрое щупальце и ловит отщепенца. (Освободится никто не может, потому что все происходит с одинаковой скоростью, ускорение под действием гравитации не меняется) Они валятся все ниже, ниже и ниже, и вот я вижу, как поверхность, землю, дома в крохотных деревушках приближаются, приближаются, приближаются, все ближе и ближе, и мне не хочется смотреть, МНЕ НЕ ХОЧЕТСЯ СМОТРЕТЬ, но я все слышу, и столкновение звучит треском рвущегося шелка. Это, сами понимаете, не самое начало, я мог бы присочинить что-нибудь по остроумнее, но решил, что это в некотором смысле обозначит структуру книги, ее шаблон, изоморфизм. Вообще-то, совсем не из-за этого сна я написал книгу, а из-за того, что я себе придумал, когда изо всех сил напрягался и пытался про-извести на чиксу впечатление. Сомневаюсь в научной достоверности насчет ускорения под действием гравитации, но попозже могу проверить.
Очевидно, что осьминоги обозначают составляющие произведения. Эта книга, как и все мои прочие книги, была написана специально для того, чтобы «разбить сердца недоступных принцесс — Билли Чайлдиш». Когда-то я полагал, что, как писатель, могу культивировать чувственность и проявлять ее в книгах, которые клевые биксы заметят и заценят. Могу только заверить читателей в этой демографии (допуская их существование), что чувственность взаправду культивирована, и именно эта чувственность вынуждает меня признать существование границ в ее проявлении.
Эта книга написана в ответ на многолетний диктат правых революционеров. В какой-то момент мне пришлось существовать исключительно на молоке, украденном в Hove Conservative Club. Да-да, ребята, если вы это читаете (в чем я лично сомневаюсь), это был я, и вообще нечего пить бергамотовый чай с молоком. Тогда я не знал, что не переношу лактозу, и сия meagre>1 диета сжигает мне экзему так, что я был вынужден носить белые хлопчатобумажные перчатки и солнечные очки в стиле, блин, человека-невидимки. Спустя годы тревог насчет поисков достойного ответа такого
•Убогая (фр.).
рода тирании, я решил, что написание романа это всегда достойный ответ. И что все великие исторические периоды диктата наилучшим образом описаны в литературе, в то время как их история связана с бесконечными фанатскими ревизиями.
В начале роман назывался «Осьминог 747 Бомба «Произвол»». Оно появилось благодаря программе, рассчитанной на предсказание заголовков местных новостей в брайтоновском «Evening Argus». В октябре (?) 1990-го я выделил заголовки за пределами местных новостных материалов. Там встречались вещи типа «Страх двоих перед шаровой молнией» или «Евробанк «грязном» потрясении — фотографии!» и так далее. Короче, все это дело скармливалось компьютеру и перемешивалось. Предполагалось, что можно предсказать результаты, но в итоге выдавалось что-то типа «Брайтон в Сассексовом шоке» или «Осьминог 747 Бомба «Произвол»». Так вначале я и назвал книгу. Такой вот проект, несмотря на его недопродуктивность, и я до сих пор считаю единственной возможностью выдавать непредсказуемые вещи в непредсказуемом порядке.
Вскоре после начала работы над текстом, мне приснился яркий сон. В этом сне я рассказывал о книге одной девушке, в которую был как раз тогда влюблен. Во сне рассказ о книге шел весьма точно, за исключением того, что она называлась «А259 Многосложная Зажигательная Бомба «Суд
Божий»». Проснувшись, я совершенно потерялся между новым названием, украденным из сна, и изначальным. Что лучше? Или правдивее? Только дня через два я пришел к мысли склеить их.
До написания «Осьминога» у меня получилось пару раз сочинить два не особо интересных романа «Ночная поездка в Тринидад» и «Заебло!» Последний я так назвал, поскольку работал в книжном, как я уже говорил, и считал, что будет круто, если клевая телка подойдет и скажет: «у вас есть «Заебло» Саймона Стронга?» Еще я закончил рассказ о машине времени и Джиме Моррисоне, называвшимся «И особенно ржал весь The Doors». И рассказ об откочерыженной голове Джейн Мэнсфилд под названием «Вампир Бонито», на соискание премии Ian St James в 25 тысяч фунтов, которую я так и не выиграл.
