999. Последний хранитель - [115]
~~~
Флоренция
Понедельник, 17 ноября 1494 г.
Состояние графа делла Мирандолы постоянно и неуклонно ухудшалось. У изголовья больного побывало много врачей. Все они были единодушны во мнении, что жизненные силы покинули его тело. Уже несколько дней Ферруччо не оставлял друга ни на миг и терпел бесконечные стенания Джироламо Бенивьени и краткие визиты другого Джироламо, Савонаролы. Он уже давно смирился с молчанием Пико, но теперь от того юноши, которого он любил и опекал, осталась всего лишь бледная тень. Джованни отказывался от еды и питья, закрывая глаза и плотно сжимая губы.
Однако в это утро он, казалось, пришел в себя и слабым голосом позвал Ферруччо.
— Книга у тебя? — спросил он, удостоверившись, что в комнате никого нет.
— Да, в надежном месте, и только я знаю, где она находится.
— Я отправляюсь вслед за Великой Матерью, которая не пожелала открыться никому, кроме меня. Она права, время еще не наступило.
— Джованни, не поддавайся! Ты не можешь покинуть нас. Нам еще столько надо…
— Это уже от меня не зависит. Не бойся, я готов. Но обещай мне…
— Обещаю все, что захочешь, — ответил Ферруччо и взял его за руку.
Она была такая худая, что под кожей ясно обозначались кости, как у старика. А ведь Джованни исполнился всего тридцать один год.
— Ты потомок человека, который мог бы изменить судьбы мира и внести в него покой. Но тогда тоже было не время. Сохрани книгу, Ферруччо. Когда ты тоже будешь готов, как я, передай ее сыну, и пусть так будет всегда. Де Мола станут хранителями истины о Великой Матери, пока кто-нибудь из них не решит, что время настало. Тогда свершится то, чего не смог сделать я, может быть, по воле самой Великой Матери. В этот день люди вернутся к жизни и узнают, что началом всего был акт любви, тот самый, который ежедневно повторяет любая женщина, рожающая дитя. Будет борьба, и те, кто создал Бога пугающего, преследующего и наказующего, сделают все, чтобы он снова одержал победу. Но если мое открытие станет всеобщим достоянием, они окажутся бессильны против любви и знания.
— Обещаю, Джованни. Клянусь жизнью!
— И еще одно. — Голос графа совсем ослабел. — Прошу тебя, не давай в обиду Анджело Полициано. Он в опасности по моей вине. Он… знает.
— Джованни, я…
— А теперь иди. Я хочу наедине поговорить с Великой Матерью, прежде чем встречусь с ней.
Ферруччо послушно вышел. Появилась Леонора и обняла его. Они выглянули в окно. Сквозь кипарисы просвечивали крыши Флоренции, такие же красные, как закатное солнце, посылавшее на землю последние лучи. Их поразил легкий, пьянящий аромат, разлитый в воздухе.
— Как странно, — прошептал Ферруччо.
— Что, любимый?
— Этот запах. Пахнет розами, но им еще рано цвести.
— Может, какая-нибудь дочь природы решила опередить своих сестер?
— Может быть… А помнишь, Джованни сказал однажды, что Савонарола предостерегал его от морозника, ядовитой розы? Он цвел в монастыре, где убили Маргериту… Я чувствую тот самый запах, но его не должно здесь быть.
В миг, когда солнце коснулось горизонта, Леонора увидела зеленый луч, и ей показалось, что от солнца оторвался огненный шар и устремился к земле.
В эту секунду умер Джованни Пико, граф делла Мирандола.
~~~
Пистойя
Начиная со среды, 13 апреля 1939 г.
У Елены только что отошли воды. Ей было очень больно. Во время беременности она постоянно боролась со страхом, что ребенок, которого носит, окажется ребенком Цугеля. В такие моменты будущая мать была готова неистово бить себя по животу, но быстро раскаивалась. Когда она почувствовала первые толчки, то расплакалась. А теперь должна выпихнуть это невинное существо в грязную клоаку, именуемую действительностью. Елена лежала на кровати. Ей казалось, что младенец цепляется ручонками за ее внутренности и кричит, чтобы его не заставляли выходить наружу. Сестра Камилла говорила, что это родовые схватки, все женщины проходят через такое, дело идет нормально. Врач уже выехал, но, похоже, ему тут нечем заниматься.
Со временем они так сблизились, что Елена стала называть монахиню по имени.
— Камилла! Ты не понимаешь. Он не хочет рождаться. Он боится и правильно делает. Я не заслуживаю права быть матерью.
— Прекрати эти разговоры. Все оттого, что в соседней комнате не ждет трясущийся папаша. Думай о Мадонне и о том, что должен был чувствовать ее муж, зная, что ребенок не его.
Что же там такое мечется у нее в животе? Это ненормально. Может, это плод дьявола, который развлекается тем, что мучает ее и раздирает ей матку рогами?
— Мне страшно. Я чувствую, что внутри у меня демон.
— Да прекрати же ты! Думай о ребенке!
Елена закричала, и послушница, поставленная у двери, чтобы не вошел никто из посторонних, перекрестилась и побледнела. Начались потуги. Елена снова закричала. Появился доктор, толстенький человечек с маленькими, как у ребенка, руками. Он подошел к кровати и откинул одеяло. Послушница собралась выйти из комнаты.
— А вы куда? Принесите мне два таза с теплой водой и полотенце. И поскорее!
Елена почувствовала прикосновение ледяных рук.
— Сначала развлекаются, а потом мучаются, — проворчал доктор. — Слушай меня внимательно, синьорина. Ты должна думать только о дыхании и ни о чем больше. Поняла?
