990 000 евро - [6]

– Никого не подпускать к нашим дорогим гостям, – приказал он, бросив на меня короткий вопрошающий взгляд.

Я благодарно кивнул и устало откинулся на спинку дивана. Мне очень хотелось жрать, но еще больше хотелось выпить. Но я знал, что случится, если я протяну руку к этому запотевшему графинчику, призывно бликующему отражениями светомузыки прямо передо мной, и налью себе водки в стоящую рядом огромную и какую-то кружевную, неземную, нечеловеческую рюмку.

Мой подельник поймет, что все можно, и начнет лакать водку прямо из графина.

– Ганс, – сказал я негромко, бдительно глядя по сторонам, не подслушивает ли какой-нибудь пидарас наш интимный разговор.

Ганс поднял голову и недобро взглянул на меня.

– Ганс, мы уйдем отсюда через час. Никто ничего не узнает. Поужинаем, как люди, и уйдем. Понял?

– Мне отлить надо, – горько скривив губы, тоже шепотом отозвался этот долбаный поволжский крестьянин, волею судеб родившийся в семье немецких поселенцев, но не набравшийся от своих родичей ни порядку, ни уму.

Я представил, как Ганс сейчас пойдет в местный туалет и что там с ним сделают все эти люди, и сейчас-то еле сдерживающие себя под бдительными взорами официантов, и мне стало тревожно за боевого товарища, с которым мы плечо к плечу отвоевали в нашем военно-строительном батальоне целый год. Одних дагестанцев, помню, за этот год накосили не меньше десятка – а они ведь, суки, дерзкие такие, парой ударов в челюсть не отделаешься…

– Сиди здесь, не дойдешь! Затрахают в момент, – пробормотал я, и Ганс понуро кивнул, глядя себе под ноги.

Я налил себе водки, и Ганс тут же схватил себе рюмку и начал возмущенно размахивать ею у меня перед носом.

Надо же, что цивилизованная обстановка делает с правильными пацанами, подумалось мне – черта с два раньше Ганс стал бы просить, чтоб ему в посуду плеснули водки. Ага, как же! В лучшем случае забрал бы мою, уже наполненную рюмку, а скорее всего, просто вылакал бы весь графин и шваркнул потом его оземь – где-то в каком-то тупом боевике подсмотрел он этот дурацкий жест, посчитал его чисто пацанским и последние полгода практиковал на каждой пьянке, даже если пил чачу из алюминиевой канистры. А подмосковные бутлегеры, между прочим, сильно обижаются, если потом сдаешь им мятые канистры на обмен.

Выпитая водка приятной теплой волной разошлась по моему усталому телу. Я посмотрел на Ганса, налил ему и себе еще по две порции, а потом, откинувшись на спинку дивана, принялся снисходительно оглядывать стоящую вокруг публику. Я видел только те лица, что находились совсем рядом с нами, – все они одинаково подобострастно улыбались, едва я поворачивался к ним, и продолжали ловить мой взгляд, даже если я смотрел совсем в другую сторону.

А вот дальше, у самого входа, публика смотрела вовсе не на меня, а на охранника, который, отпихнув несколько рук, с видимым усилием прикрыв за собой дверь, повернул щеколду и пошел к нашему столу уверенной и пружинистой походкой.

Остановившись в шаге от меня, охранник наклонился и, едва шевеля губами, тихо прошептал:

– Там, у парадного входа, уже целый комендантский взвод собрался. И майор один очень активный, реально беснуется, как Жирик на ток-шоу. Не верит, короче, что нет здесь никаких беглых солдат. Что делать будем? Я меняюсь через двадцать минут, так что дальше прикрывать вас здесь некому будет.

– Попили пидоры сиропа, – бодро отозвался на это сообщение Ганс, посмотрев на меня с каким-то странным выражением. Мне даже показалось, что такая развязка его радует, а не огорчает.

Я торопливо налил себе еще водки, и Ганс снова подставил свою рюмку.

Мы залпом выпили свои последние сто граммов, и я сказал озабоченному охраннику:

– Ну, и ладно! Хрен с тобой. Веди нас сдаваться.

Ганс радостно кивнул, шваркнув пустую рюмку об пол:

– Ну а чё, нормально погуляли! Жаль, орхидеи, бля, еще не расцвели!

Вокруг подобострастно захлопали, и знакомый тонкий голосок пропел:

– Ах, как похоже! Вы просто талант! Браво! Еще, пожалуйста!.. Еще!..

Мы встали, и Ганс уже с нескрываемым презрением оглядел собравшуюся вокруг публику:

– Еще?! Михась, они хотят еще!

Впрочем, Ганс не успел сделать им еще – из толпы к нам вдруг бросилась стройная блондинка в гусарском мундире, но в пушистых трусиках вместо рейтуз.

Блондинка цапнула меня и Ганса под локотки и жарко зашептала нам обоим:

– Друзья! Меня зовут Николь. Я московский представитель американского журнала «Шок!». Мне очень нужно сделать с вами интервью… Пожалуйста!

Охранник открыл было рот, но я, пьяно качнувшись, наступил ему на ногу, и он, бросив на меня долгий насмешливый взгляд, все-таки сделал морду кирпичом.

Блондинка мягко повернула нас с Гансом лицом к служебной двери и показала, куда надо идти. Почти сразу из-за ее спины вынырнул немолодой мужчина в костюме телепузика. Ему явно было жарко в глухом меховом комбинезоне – он судорожно вытирал носовым платком багровое лицо. Впрочем, лицо у него еще и дергалось как-то очень нервно, так что, возможно, он просто волновался.

– А это мой хороший знакомый, Марк Быковский. У него тоже есть в России металлургический бизнес, хотя, конечно, не такой большой, как у вас, Михаил Дмитриевич. Марк Быковский – глава холдинга «МаркСусал», – торопливо защебетала блондинка, и я послушно кивнул краснорожему телепузику, изо всех сил изображая из себя надравшегося олигарха.