900 дней в тылу врага - [33]

— Держитесь, старина, сегодня дома будем, — подбодрил он его.

Не знал тогда Николай, что и самому ему не придется больше увидеть родного порога. Майор заговорил с нами.

— А знаете ли, ребятки, почему немцы так просто пропустили нас? Сегодня — пасха, не хотят, видать, фрицы погибать в Христов день…

Мы обрадовались такому известию. Праздник и в самом деле мог быть нам на руку.

В трех километрах от железной дороги путь колонне преградила река. По нашему предположению, это была Смердель. Мы знали, что на том берегу — нейтральная зона, а чуть дальше — передовая советских войск.

Быстро смастерили плоты, привязали к ним веревки и стали переправляться. Плоты засновали с одного берега на другой. Мы с Яковлевым переплыли последними, обрезали веревки и оттолкнули плоты от берега. Бурная вода понесла их по течению.

— Ну, Федя, теперь мы дома.

Согласно договоренности в знак дружбы и благополучного возвращения на Большую Землю мы с Яковлевым обменялись пистолетами. Я отдал ему трофейный парабеллум, а он мне — отечественный ТТ.

Хвост колонны медленно втягивался в темный еловый лес. Утомленные ночным переходом, люди больше не торопились. Вес были уверены, что опасность миновала. Впереди должны быть наши.

— Махорочки сейчас закурим у красноармейцев, — потирая от удовольствия руки, говорил Горячев.

Но в это время в глубине леса затрещали пулеметы, загремели взрывы гранат. Над головой противно завизжали пули. Неприятный холодок пробежал по телу.

Я видел, как замешкались впереди идущие бойцы. Несколько человек побежало обратно к речке.

— Назад! — крикнул Яковлев.

Из глубины болотистого леса, где шел жестокий бой, бежали партизаны.

— Немцы! Кругом немцы! — кричал рыжий парень.

Мы остановили его.

— Говори толком, — сердито сказал Яковлев.

— Что говорить, они там наших столько положили, сейчас идут сюда, — сдерживая дыхание, затараторил боец.

— Брось молоть! — оборвал Яковлев.

Медлить нельзя, надо действовать.

Я подзываю Горячева и велю разведать одно из направлений.

— Будь осторожен, Николай.

Перебарывая усталость, Горячев улыбается:

— Не беспокойтесь, Ильич, комсомол не подведет.

К нам нерешительно подходят женщины-проводницы.

— Что за церковь стояла у железной дороги? — спрашиваю я.

— Погост Заклюка, — ответила одна из них.

Мы склоняемся над картой, находим указанное место и удивленно смотрим друг на друга. Наши отряды находятся между линиями немецкой обороны. Река, попавшаяся нам на пути, оказывается не Смерделыо, а Пузной.

Мы поняли, что ночью сбились с пути.

В той стороне, куда ушел с разведчиками Горячев, завязалась яростная стрельба. Она продолжалась не больше двух минут. Затем раздался взрыв гранаты, и все смолкло.

Прибежал боец яковлевского отряда Леша Павлов. Он был послан в разведку вместе с Горячевым. Одежда на нем изодрана, лицо бледное, испуганное.

— Что случилось?

— Напоролись на немцев. Ребята погибли. И Коля ваш… погиб…

— Не может быть! — воскликнул я.

В это время совсем рядом раздались автоматные очереди. Среди гражданских людей началась паника. Ей поддались и партизаны. Все перемешалось. Никакие команды и приказания уже не действовали. Люди бросились бежать. Гитлеровцы косили их автоматным огнем.

К счастью, впереди оказался комбриг Бабаков. Он выставил заслон, а сам, размахивая пистолетом, во всю мощь легких закричал:

— Стой! Куда прешь!.. Застрелю! Назад!

Это был критический момент. Не послушай люди комбрига, продолжай они бегство — тогда конец, полный разгром. Но человеческий разум, здравый смысл победил животное чувство страха. Люди опомнились, остановились, начали отстреливаться.

— Не отступать, товарищи! Бейте фашистскую сволочь, — продолжал греметь голос Бабакова.

Кто-то бросил гранату, она разорвалась в самой гуще гитлеровцев. Это было последнее, что окончательно решило исход боя. Немцы стали отходить.

Бойцы собирались по отрядам. Многие от стыда за минутную слабость не смотрели друг другу в глаза. Да, все могло кончиться иначе, не подоспей вовремя Бабаков. Теперь он стоял в кругу командиров отрядов и приказывал занять круговую оборону.

Пользуясь затишьем, мы узнали кое-что о случившемся. Оказалось, сбившаяся с пути по вине проводников партизанская колонна врезалась в расположение крупной фронтовой гитлеровской части. Немцы сначала растерялись и пропустили голову колонны. Потом пришли в себя и открыли ураганный огонь. Гитлеровцам удалось расчленить колонну на две части и одну из них рассеять.

Сидя в круговой обороне, партизаны старательно вывертывали карманы с надеждой найти там завалявшуюся корку хлеба. Съестные запасы мы израсходовали еще за железной дорогой, и теперь у нас не было ничего, кроме воды.

Несмотря на бессонную ночь и чрезвычайную усталость, спать не хотелось. Все с нетерпением ждали вечера. Только темнота могла помочь нам уйти из этого болотистого места, вокруг которого расположился неприятель.

Я никак не мог смириться с мыслью о гибели Горячева.

— Расскажи, друг, как было дело? — попросил я Павлова.

Павлов долго молчал. Он несколько раз взглянул мне в глаза. Видно было, и ему тяжело говорить о гибели Коли.

— Вышли мы из кустов на поляну. Посмотрели — никого нет. Дай, думаем, пройдем дальше. Только выскочили на середину, а нам — «Хальт!». Мы с Колей залегли, стали отстреливаться. Да куда там. Немцев, как собак нерезаных. Мы вскочили и обратно. Я добежал до леса, а Колю, видать, шибко ранили. Он упал. Когда я оглянулся, к нему подбежали немцы. Вдруг в том месте, где лежал Коля, взметнулся столб дыма, раздался взрыв. Фрицы вокруг него упали… Коля подорвал себя гранатой, — закончил рассказ Павлов.