80 дней в огне - [10]

Шрифт
Интервал

Минута-другая удивительной суеты, и все становится на свое место. Какие-то ловкие, внезапно появившиеся откуда-то санитары уносит раненых. Связисты деловито чинят поврежденную линию. Еще немного, и зуммерит телефон. Спрашивает Гуртьев, вездесущий комдив узнал о нашем несчастье. Мне нехорошо: спина потная и руки дрожат. Впрочем, голос Гуртьева успокаивает.

Но здесь нельзя оставаться. Мы переходим в соседние развалины. Не идем, а крадемся. Над головой светло — ракеты. Проклятые ракеты!

Близко стрельба. Несильная, но частая, значит, батальон атакует. Смотрю на часы — 24.00. Тут вспоминаю, наступило время встречи с разведчиками.

И снова вражеский налет. Падаю, встаю, снова падаю, снова бегу. Страх заменила досада — фрицы мешают добраться. Я сержусь, именно сержусь, потому что мне препятствуют продвигаться вперед. Внезапно гитлеровцы умолкают. Почему? Их накрыла действующая с левого берега артиллерия и «катюши». Наши любимые «катюши»! Артиллерия с левого берега! Если б не она, нам бы не удержаться здесь. Сколько раз мы благодарили этих умных наводчиков, которые из-за Волги помогали нам.

Наконец белый, особенно белый при свете ракет, домик, у которого назначена встреча с разведчиками. Домик цел, он поэтому и бросается в глаза. И вдруг я вижу Ахметдинова, ползущего с вражеской стороны, за ним еще двоих. Я подбегаю, мы падаем в какой-то ров, там можно и поговорить.

— Неудача, — шепчет старший сержант, — напали, а они — стрелять. Сопротивлялись, ни одного живого не взяли.

Неудача. Значит, усилия напрасны. И вспомнился убитый артиллерист, недовольный, что слишком щедро стрелял. Вот бы он сейчас ругался…

Медленно, теперь уже без особых предосторожностей спускаемся вниз. С Волги дует. На нам не до этого, не до личных переживаний. Состояние угнетенное. Стараемся продумать, как следовало поступить. Вина-то моя. Неверно расставил силы. Может, людей мало? Командир всегда виноват.

Перед докладом Гуртьеву расспрашиваю участников поиска. В блиндаже разведчиков уныло коптит светильник в гильзе. Ребята не спят. Вероятно, угадали по нашим лицам о неудаче и молчат, но молчат особенно угрюмо. А я снова переживаю свою вину.

Ахметдинов рассказывает, как выползали из колодца, как поднимались по этажам, как сбросили в лестничную клетку зазевавшегося автоматчика, как дрались в комнате и, наконец…

— Я взял у убитых фрицев солдатские книжки, вот, — и кладет на стол несколько длинных картонных тетрадок — удостоверений.

Разворачиваю одну, читаю фамилию обер-фельдфебеля пехоты, в другой — фамилию солдата, в третьей — тоже солдата, и вдруг… Затянутый в кожаный футляр офицерский документ, я едва не вскрикиваю: удостоверение офицера-танкиста Пауля Егера. На НП сидел фашистский разведчик, танкист. Мои уже догадались: дело успешное, а я бегу к Гуртьеву. Трудно передать мое ликование. Значит, жертвы не напрасны. Поиск оправдал себя. Командир дивизии слушает внимательно. Лицо у него сейчас очень сосредоточенное.

— Так, так, — констатирует он, — наши подозрения верны, — и удовлетворенно улыбнулся.

Гуртьев своеобразный комдив. Он много берет на себя. Он любит многое делать сам, но в штабную работу полковник не вмешивается.

В блиндаже начальника штаба мы обсудили план, как уточнить данные разведки, как разгадать замысел врага.

…Настала ночь. Какая по счету, не помню. Сутки слились друг с другом. Они терялись, сдваивались, полные утомления и тревог.

Я работал. Вопрос, который меня тревожил, дергал нервы, не находилось ответа. А разведчик не имеет права попадать в тупик. Между тем как объяснить загадку? Против нас уже который день находится некий таинственный запасный батальон. Он вступил в бой с первых же дней. Мой предшественник подробно о нем докладывал. Озадачивало одно: почему запасный батальон будто бессмертный? Меняются полки, дивизии, а ему хоть бы что.

Но как ответить на вопрос, раз нет пленных! Их становится брать все труднее и труднее. И вот пытаюсь поговорить с мертвыми. Читатель, наверное, подумает: игра в метафизику. Спятил, окончательно спятил капитан в норе гуртьевской штольни!

Нет, не спятил, но мертвых я заговорить заставил. В остальном помогли бойцы. Начальник разведотдела армии подсказал мне верное решение вопроса, сам бы я ни за что не додумался. Сибиряки нашей дивизии умные, понимающие ребята. Они охотятся за врагами по-таежному и, когда не удается захватить живьем фашистского зверя, отбирают у убитых документы. Их письма и солдатские книжки несут ко мне. Они тоже могут объяснить многое. Письма убитых рассказывают не только о настроениях солдат противника, не только о их личных делах, но и дают сведения тактического характера. Прочитываю одно письмо за другим и стараюсь ориентироваться в обстановке.

Вот наследство ефрейтора Ганса Коха. Кох — статный, красивый мужчина с умным продолговатым лицом, таков он на семейном фотоснимке, найденном в бумажнике. Он нижний чин таинственного запасного батальона. Но дело не во внешности, а в его письмах. В них много личного, интимного, много даже законной тоски по жене, детям, родному дому. Затем — типичная для солдат 6-й армии воинственная истерия, обещание штурмовать… Сибирь. Но это в первом письме, во втором, тоже неотправленном, уже другая песня, в нем жалобы на трудности жизни, вздохи и сетования в ужасно безводной степи. Степи, где негде напиться, не из чего развести костер.


Рекомендуем почитать
Американская интервенция в Сибири. 1918–1920

Командующий американским экспедиционным корпусом в Сибири во время Гражданской войны в России генерал Уильям Грейвс в своих воспоминаниях описывает обстоятельства и причины, которые заставили президента Соединенных Штатов Вильсона присоединиться к решению стран Антанты об интервенции, а также причины, которые, по его мнению, привели к ее провалу. В книге приводится множество примеров действий Англии, Франции и Японии, доказывающих, что реальные поступки этих держав су щественно расходились с заявленными целями, а также примеры, раскрывающие роль Госдепартамента и Красного Креста США во время пребывания американских войск в Сибири.


А что это я здесь делаю? Путь журналиста

Ларри Кинг, ведущий ток-шоу на канале CNN, за свою жизнь взял более 40 000 интервью. Гостями его шоу были самые известные люди планеты: президенты и конгрессмены, дипломаты и военные, спортсмены, актеры и религиозные деятели. И впервые он подробно рассказывает о своей удивительной жизни: о том, как Ларри Зайгер из Бруклина, сын еврейских эмигрантов, стал Ларри Кингом, «королем репортажа»; о людях, с которыми встречался в эфире; о событиях, которые изменили мир. Для широкого круга читателей.


Уголовное дело Бориса Савинкова

Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.


Лошадь Н. И.

18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Патрис Лумумба

Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.


Разведка идет впереди

Герои этой повести - смелые и отважные советские разведчики. В исключительно тяжелых военных условиях они не теряют мужества, решительности, верят в то, что друзья придут к ним на помощь. Отважная пятерка разведчиков во главе с лейтенантом Черновым идет на смелый и дерзкий шаг - захватывает фашистский дот для того, чтобы помочь наступающим советским войскам. Раненые и обессиленные разведчики до последней минуты сдерживают натиск многочисленных фашистских полчищ. Главное в этой повести - не только мужество советских воинов, но и солдатская дружба, связывающая разведчиков.


«Мелкое» дело

В книгу вошли рассказы о военных буднях советских солдат: "Мелкое" дело", "Под сенью креста унии", "Священный союз", "В мирные дни".


Крушение карьеры Власовского

Военно-приключенческая повесть о сложной и опасной работе разведчиков.


Очень хочется жить

В повести рассказывается о первых месяцах Великой Отечественной войны. Герои повествования оказываются в тылу врага. Пережив много неожиданных приключений, они из разрозненных групп бойцов и командиров сколачивают боеспособную, хорошо вооруженную часть и, проявляя силу советского духа, воинскую доблесть и мужество, громят врага, выходят победителями.