8 декабря 1980 года: День, когда погиб Джон Леннон - [41]

Чепмен решил вернуться в Нью-Йорк. Но он понимал, что истинная причина Глорию не устроит. И он солгал.

— Я должен найти себя, — заявил он. — Напишу книгу для детей, приведу жизнь в порядок.

Глория хотела верить мужу. Она дала ему свое благословение. Но сомнения одолевали ее. 6 декабря она проводила его до аэропорта, и расплакалась, когда он садился в самолет с пистолетом в портфеле. Весь полет он вспоминал ее слезы и крики. В Нью-Йорке, запрыгнув в такси, он спросил у водителя, не хочет ли тот нюхнуть кокаину.

Девятнадцатилетний Адам Шэнкер закончил смену в пивной «Кникербокер» на восточной Сорок девятой стрит. Сунув под мышку свежий выпуск «Плейбоя», он шел по Мэдисон-авеню. С обложки смотрела подружка Ринго, Барбара Бах, снятая на фоне дымки и черного полотна с искусственными звездами. Ее соски просвечивали сквозь тонкую ткань. В номере было интервью с футбольным тренером Бамом Филипсом, писателем Стивеном Кингом и четой Леннонов.

Мужики всегда шутят, что покупают «Плейбой» ради статей, но в данном случае это было правдой. Адам с детства фанател от «Битлз», даже пел в расческу «Dizzy Miss Lizzy» и «Long Tall Sally». Теперь он коллекционировал их пластинки, выпущенные в США: стоило выйти переизданию какого-нибудь альбома в новом конверте, и Алекс бежал покупать его в двух версиях, моно и стерео. После того, как группа распалась, он следил за деятельностью всех ее бывших участников. В его спальне лежали «Three amp; 1/3» Джорджа Харрисона, «Ringo the 4th», «Venus and Mars» Пола Маккартни и «Вингз», а теперь и «Double Fantasy».

— Новая пластинка вышла замечательно, — сказал Адам. — Песни Йоко тоже мне понравились. В те дни многие артисты, заработавшие популярность в шестидесятых и семидесятых, не знали, с какого бока подойти к восьмидесятым. Но «Double Fantasy» звучал по-новому. И то, что Джон Леннон вернулся, тоже было очень круто.

На Сорок восьмой стрит Адам свернул к Рокфеллеровскому центру, где проходил ежегодный праздник зажжения гирлянд на рождественской елке. А вдруг, подумал он, Джон Леннон забредет в небольшой зальчик и сыграет концерт? Вот бы узнать.

В Рокфеллеровском центре толкался счастливый народ. Подмораживало. На верхушке елки мерцали красные и зеленые лампочки. Хоть Адам и не праздновал Рождество, при виде этой сцены его наполнило чувство, что будущий год обязательно будет удачным. Он постоял там, глядя вокруг, а потом двинулся на Центральный вокзал, чтобы сесть на поезд до родного Нью-Рошелла.

Он найдет укромное местечко, дочитает интервью Джона и Йоко в «Плейбое». А потом, дома перед сном, еще раз послушает «Double Fantasy»

Звуки из соседней комнаты приводили Чепмена в ярость. И так было не в первый раз. Вот чем оборачивается ночевка в YMCA за 16,5 долларов — за стенкой трахаются гомики. Это же как-никак Молодежная христианская организация, и тут содомиты, грешат, ничего не боясь. У Чепмена при себе был заряженный пистолет. Может, вот она, цель, ради которой Господь привел его сюда? Вышибить дверь, перестрелять этих гомосеков.

Но что толку? Кто запомнит его подвиг? Оно того не стоит.

Надо поберечь патроны для Джона Леннона.

Больше оставаться здесь Чепмен не мог. На следующий день он переехал в «Шератон». У себя в номере он достал из портфеля пластинку. «The Ballad of Todd Rundgren». Как и Чепмен, Тодд был фанатом «Битлз». А теперь и он понял, чего стоит Леннон. Все сказано прямым текстом в песне 1973 года, «Rock and Roll Pussy»: «Ну что, дружище, запачкаешь ручки / Или ты плюшевый рок-н-ролленок?»

Вот почему Рандгрен стал любимым певцом Чепмена. Он сказал о Ленноне то, что остальные не хотели признавать. Они с Джоном даже поцапались на страницах журнала «Melody Maker». Тодд заявил, что Леннон — жулик, а все его гордые речи призваны лишь привлекать к нему внимание.

— Я и не утверждал, что я революционер, — ответил Джон в письме на адрес журнала. — Но ведь имею я право петь о чем хочу, так?

Берегись, Леннон! Чепмен идет за тобой. Пластинка Тодда Рандгрена легла на алтарь, обустроенный на комоде. Кроме него там были: Библия, похвальная грамота от руководства Форт-Чафе, и плакат «Волшебника страны Оз», купленный в перерывах между дежурствами на работе и, дверей Дакоты.

Перед тем, как выйти в ночную смену в «Дейли Ньюс», журналист Пол Лароса повел младшего брата и сестру на праздник зажжения гирлянд на рождественской елке. Ему удалось припарковаться в нескольких кварталах от Рокфеллерского центра. Даже в самом загруженном районе он всегда находил место. Этим искусством овладевает любой житель Нью-Йорка, который по работе все время мотается по бесконечным закоулкам города.

Лароса родился в восточном Гарлеме, а вырос в Бронксе. В школе Святого Причастия он учился на год старше Сони Сотомайор, будущего члена Верховного суда. Ему всегда нравилась профессия репортера — освещать в черно-белом свете последние события в истории города для тех, кто едет в электричке из пригорода в центр. На последнем курсе Фордэмского университета он устроился работать на WPIX, местный телеканал, расположенный в том же здании, что и «Дейли Ньюс». И стал думать, как ловчее перебраться в газету. Когда там открылась вакансия курьера, Пол вцепился в нее зубами.