7000 километров южнее Москвы - [20]

Западноевропейцев он узнал с первого же взгляда. Эти держались особнячком, как видно, считая себя «белой костью», и выглядели скучающими кисловатыми занудами. Лишь время от времени некоторые из них перебрасывались парой слов, в основном брюзжа по поводу недисциплинированности «этих бездельников ниггеров».

Наконец дверь автобуса отъехала, и люди потянулись внутрь. Тут же появился и запыхавшийся Ндангу Аччаду. Поприветствовав своих вчерашних подопечных, он объявил, что новичкам сейчас нужно будет зайти к первому заместителю генерального менеджера по кадрам и технологиям, для чего он, собственно говоря, и прибыл их сопроводить.

Захрипев старым дизелем, автобус двинулся к воротам и покатил по улицам Рабуби. Василий, сидевший впереди Гаврилина, неожиданно обернулся и, смущенно покашливая, вполголоса сообщил, что вчера смог раздобыть весьма интересную информацию. Одобрительно кивнув, Борис тоже чуть слышно ответил:

– На место приедем, выберем момент, расскажешь.

В общем разноязыком гомоне голосов чуткое ухо Гаврилина неожиданно уловило нарочито громко сказанное по-английски, но с польским акцентом:

– Всякий раз как еду с этими русскими, жалею, что нет с собой противогаза. Фу, дышать нечем!

Эту хамскую тираду услышал не он один. Кипреев, мгновенно сориентировавшись, обернулся в сторону говорившего – крупного рослого мужчины с широкими плечами – и, утрированно подчеркивая польский акцент, парировал по-английски:

– Это и понятно, пан дегустатор, чресла англосаксов, каковые ваши правители изволят вылизывать на протяжении уже многих лет, благоухают куда изысканнее…

Сказано это было чрезвычайно дружелюбным, проникновенно-сочувственным тоном, отчего комизм ситуации уловили все и отреагировали на этот язвительный «спич» громким смехом. Налившись багровой краской и топорща усы «а-ля Пилсудский», «пан» свирепо выдохнул:

– Пся крев! – После чего продолжил по-английски: – Твое счастье, сопляк, что сегодня не эпоха дуэлей. Я с удовольствием шпагой или пистолетом в один момент поставил бы тебя на место!

Но тут же он пожалел о сказанном. Василий круто развернулся в его сторону и, глядя прямо в отчего-то забегавшие глаза усача, презрительно усмехнулся:

– Пан дегустатор желает подуэлировать? А он в штаны не наделает, если вдруг я соглашусь? – Слова прозвучали без тени угрозы, но и без шутовства – уверенно и жестко. – Шляхетский гонор заиграл в одном месте? Так я его могу поубавить и без дуэли!

Так мог заявить только человек, прекрасно сознающий свою силу и возможности. В автобусе все сразу притихли, наблюдая за этим противостоянием. И понимая, что настал критический момент, когда кто-то должен сдаться, а кто-то победить в этом нравственном споре – ничья исключалась начисто. И усач в какой-то миг сломался. Изобразив оскорбленно-надменный вид, он отвернулся, буркнув, что не желает рисковать своим контрактом из-за драки с русским наглецом.

Но он не предполагал, что его ждет окончательный моральный разгром, причем с той стороны, откуда никак не мог прийти. Сидевший позади него светловолосый парень, махнув рукой Василию, хмуро произнес с досадой в голосе:

– Я приношу извинения за недостойное поведение этого пана. Поверьте на слово, не все поляки о русских того же мнения, как он. Он – потомок адъютанта Юзефа Пилсудского, вот и строит из себя невесть что. Всех уже достал своими выходками.

– Да я, вообще-то, так и понял… – дружелюбно улыбнулся Кипреев. – Не так давно наш байкерский клуб «Ночные волки» был в Польше, у нас прекрасные отношения с местными байкерами. Кстати, там же в это время были англичане и американцы, и с ними мы тоже отлично ладили…

– О! Так ты – байкер?! – обрадовался парень, обмениваясь рукопожатием со своим собеседником. – Я тоже! То-то, смотрю, лицо чем-то знакомое! Меня зовут Станислав Мистецкий.

– Анатолий Голубев! – представился Василий своим псевдонимом.

– О, Анатоль! У меня дома есть друг Анатоль. А у тебя какой байк? На сколько «кубиков» движок?..

У них завязался оживленный, понятный лишь им обоим профессионально-любительский разговор о мотоциклах, качестве дорог и общих знакомых из мира двухколесных машин. Усач, явно ошарашенный словами своего соотечественника, а тем более его дружеским общением с «этим русским», сидел с гримасой оскудевшего толстосума, которому только что сообщили о том, что его банковские счета пусты, а кредиторы уже подали на него в суд.

В начале девятого автобус въехал в ворота комбината. Еще на подъезде Гаврилин с интересом разглядывал виднеющиеся среди зелени хитросплетения трубопроводов самой разной толщины и расцветки, башни, баки и резервуары, производственные корпуса, ангары и склады. Выгрузившись на территории у здания администрации предприятия, и спецназовцы, и команда сменщиков, возглавляемая Константином, отправились следом за Ндангу Аччаду. Миновав вахтера на входе, они поднялись на второй этаж и, войдя в одну из дверей, оказались в большом кабинете, где благодаря кондиционеру было куда прохладнее, нежели во дворе и в коридорах здания.

Его хозяин, типичный представитель местного населения, мужчина лет сорока пяти, после обмена приветствиями – русским он владел не хуже Ндангу Аччаду – вкратце рассказал о своем предприятии и о том, чего ожидал бы от гостей. По его словам, он очень надеется на то, что властям удастся установить контакты с похитителями работавших здесь российских специалистов и договориться об их освобождении на любых условиях – пусть даже за выкуп или освобождение ранее задержанных боевиков-исламистов. Но, к сожалению, те пока на контакты не пошли, и чего-то определенного в плане договоренностей добиться до сих пор не удалось.