7000 километров по Африке - [30]

Крокодилихи роют гнезда передними лапами в песке, на расстоянии пяти — десяти метров от берега. На глубину от двадцати до пятидесяти сантиметров они откладывают до трех десятков яиц, величиной с гусиное, засыпают их песком и закрывают сверху слоем травы. Инкубация продолжается от одиннадцати до тринадцати недель, и все это время самка бдительно охраняет гнездо от многочисленных любителей полакомится яичницей. Незадолго до срока проклевывания из яиц начинает раздаваться громкое «квакание». Услышав его, самка разрывает песок и помогает крокодильчикам выбраться на свет Божий. Малыши, длиной до двадцати — тридцати сантиметров каждый, имеют при себе пятисантиметровые желточные мешки. В них содержится запас еды на несколько первых месяцев жизни. Мамаша, почти как утка, пасет крокодильчиков до двух-трех- недельного возраста, а затем объединяет их с молодняком других самок, в отдельных от взрослых бухточках водоема. Малыши сами подкармливаются там улитками, жуками и кузнечиками, а позднее учатся охотится на лягушек, жаб, мелких грызунов и птиц. Первые семь лет они растут очень быстро, но долго прячутся от взрослых родственников, склонных к канибаллизму, пока полностью не освоятся в воде. Там они, как и взрослые особи, могут плавать очень быстро, как рыбы, производя волнообразные движения телом и хвостом и прижимая лапы к бокам. Молодые крокодилы могут находится под водой до сорока минут, а взрослые спокойно лежат на дне более одного часа. В их желудках, кстати, находят много камней, которые, по-видимому, служат необходимым балластом.

Ночь крокодилы, как правило, проводят в воде и тогда же активно охотятся. Едят они все подряд, но, как и у всех пресмыкающихся, процесс пищеварения у них медленный, поэтому им не требуется такого большого количества пищи, как теплокровным. Больше всего крокодилы любят мясо, при этом не брезгуя и трупами, плывущими по реке. У них нет клыков, чтобы разрывать добычу, неспособны они и тщательно пережевывать пищу. Поэтому эти хищники утаскивают жертву в воду, прячут ее под корягу или в прибрежные норы и едят уже полуразложившийся труп через несколько дней. Крокодил подплывает к нему, головой против течения, вцепляется в тело зубами и начинает, как штопор, вертеться вокруг своей оси, как бы откручивая кусок мяса. Сделав до двух десятков оборотов, он наконец отрывает часть трупа и, высунув голову из воды, заглатывает его. Друг у друга добычу они, как правило, не отнимают, а, найдя утонувшего «ничейного» животного, пируют сообща. В желудках у них находят, как у акул, всякую всячину: палки, бутылки и банки из-под пива, фотоаппараты и часы. Угрожая соседям, крокодилы широко раскрывают пасть и издают громкий протяжный рев, напоминающий мычание большого страшного быка, но иногда могут и квакать, как жабы.

От размышлений о крокодилах меня отвлек Паша. Он демонстрировал соседям по катеру ссадины на ноге, оставшейся без обуви, и свой небольшой перочинный ножичек, говоря, что в случае нападения всадил бы его крокодилу в глаз. После психологического шока всегда наступает эйфория, и все мы теперь возбужденно шутили. В чем-то он и прав: мозг у крокодила необычайно мал, и убить его можно только пулей в глаз.

Тем временем наши катера подошли к базовому лагерю. Путешествие на каноэ по реке Замбези — закончилось. За два дня мы прошли на веслах почти сотню километров и, несмотря на все старания некоторых наших товарищей, остались живы. Остается только надеяться, что мужики, проплавав так долго в реке, не подцепили шистоматоз или какую-нибудь другую заразу. Снова разбили палатки, разгрузили каноэ и приготовили ужин. Но первым делом, конечно, достали из резерва спирт и выпили за несостоявшихся утопленников и сытых крокодилов. Паша произнес в видеокамеру речь, в которой благодарил Бога за свое спасение, а меня за то, что сумел заснять все происшедшее на фото и видео. Ведь без объективных доказательств никто и никогда не поверил бы в рассказ о том, как два русских полковника, в сердце Африки, на великой реке Замбези, чуть было не накормили своими телами голодающих хищников…

Володя развешивал по веткам для просушки содержимое своего кошелька («жалкие замбийские квачи»), Паша требовал от иностранцев пива за согласие сфотографироваться с героем, а мы с Юриком, сидя у костра на берегу, пели «Подмосковные вечера» и «Варяга».

Юрик не уставал упрекать меня в том, что, как командир каноэ, я поступил неправильно, не присоединившись к спасательным работам на воде. Пришлось объяснять начинающему экстремальщику некоторые особые законы этого жанра. Первое и главное требование в таких ситуациях — это дисциплина и профессионализм. Я рассказал о случае, который произошел с нами на трассе гималайско-тибетского пути на горе Кайлас. Наш аналогичный нынешнему трак, натруженно ревя мотором, полз по узкой горной дороге, ведущей к перевалу, в плотной многокилометровой колонне большегрузных грузовиков и военной техники. Три дня мы проторчали в горах, ожидая, пока спадет туман, и вот теперь сотни автомашин нескончаемой колонной полезли в гору, одна за одной. Скорость движения не превышала двух-трех километров в час, и водитель предупредил нас, что по законам горной трассы ни одна из машин не имеет права ни на минуту останавливаться. Попытка тронуться с места на узкой, мокрой и глинистой полоске над пропастью приведет к катастрофе не одну машину. Поэтому, объяснил он, кто захочет помочиться, должен выйти из машины (а двери были постоянно открыты, на всякий случай), забежать вперед и, быстро сделав свое дело на краешке обочины, успеть вернуться обратно. В группе у нас был отличный парень — Володя из Днепропетровска. Парень замечательный во всех отношениях, но «не обстрелянный» экстремальными маршрутами. Он очень стеснялся и потому, выскочив из машины по нужде, побежал назад, ища камень, за который можно присесть. На его беду на трассе что-то произошло: машины неожиданно пошли быстрее, и поворот, где он выпрыгнул, быстро скрылся из глаз. На нашу просьбу притормозить, водитель лишь развел руками, и в машине повисла гнетущая тишина…