7 способов соврать - [80]

у нас в кулаках зажат вердикт о виновности.

Итак, произносит голос – скорее, голос судьи, а не моего отца. – Значит, это вы.

Дэвид Гарсия. Здравствуйте. Я бы сказал, что рад знакомству, но при сложившихся обстоятельствах, полагаю, вами владеют противоположные чувства.

Вы правы. Думаете, вам дозволено терзать мою дочь и…

Папа, он никого не терзал.

Я не закончил. Молодой человек, на вас лежит ответственность. Вы государственный служащий, в конце концов. Вы несете ответственность за детей нашей страны…

Я не ребенок, указываю я, совершенно по-детски.

Мама меня перебивает: Согласна на сто процентов. Как вам не стыдно?! А еще называете себя учителем.

Стыдно. Взгляд у Дэвида абсолютно спокойный. Поэтому я во всем сознался.

Как будто молотком ударили по моему голосовому аппарату,

из груди вырывается сдувшийся звук.

Преподавание – его первая любовь,

величайшая любовь.

(дэвид? ты…

ну зачем…

зачем?)

У меня нет слов.

Родители тоже онемели.

И теперь, продолжает он, я не знаю, что будет дальше. Разумеется, мне понятно ваше негодование. И я готов понести наказание, но сделаю все от меня зависящее, чтобы уберечь Джунипер от скандала. Полиция, я уверен, будет проводить расследование, и они захотят побеседовать с ней, но… поскольку мы никогда… с точки зрения закона…

Едва слышный шелест слетает с моих губ: Да, об этом я им сказала.

Правильно. Хорошо.

Дэвид, зачем ты… не нужно было…

Нужно. Он разминает пальцы, мог бы взять меня за руку,

но знает, что это было бы неосмотрительно. Иначе поступить я не мог.

В воздухе больше не витает накал борьбы.

Родители смотрят на меня, все смотрят на меня.

Я сижу не дыша, мозг пенится.

Его уволят. Обесчестят.

Тихий голос матери: Вы покинете наш дом. А потом, когда уйдете из школы и уедете из города, нашу дочь оставите в покое.

Этот командный тон некогда заработал миллионы.

Он сидит прямо, стоически не горбясь под его властностью.

А я…

Я кулаком затыкаю рот, чтобы сдержать всхлип. А потом мой голос взрывается, бесшабашно разлетаясь шрапнелью. Нет… мама, не… пожалуйста, прошу тебя…

Она права, Джун, говорит Дэвид.

Я смотрю на него. Растрескиваясь внутри от предательства.

Даже мама моргает в смятении.

Я был неправ, говорит он. Мне следовало быть более… Я должен был с самого начала не допустить, чтобы мы… чтобы это… чтобы все так обернулось. Ответственность всегда лежала на мне, а я позабыл о ней на пять месяцев.

С каждым словом трещин появляется больше, волосок за волоском на керамической поверхности.

С каждым словом я становлюсь более хрупкой.

С каждым словом – взрослее.

Слезы иссякают. Значит, это была ошибка?

Нет, ни в коем случае. Я совершил ошибку, но ты ошибкой не была. Клянусь, ты – самое лучшее, что было в моей жизни. Моя ошибка заключалась в том, что я не подождал.

Мама смотрит на Дэвида как на живописное полотно, которое она только-только начинает понимать.

Джунипер учиться в школе еще полтора года, медленно произносит она. Имейте в виду, если до того времени вы попробуете связаться с ней, вам будет предъявлен запретительный судебный приказ.

(До того?)

Слова матери звенят в ушах, наполняя меня головокружительной надеждой.

Лысеющая голова отца дергается. Он перенимает эстафету у матери. Если когда-нибудь в будущем у нее появится желание связаться с вами, вы это узнаете от нас. Сначала от нас. Это ясно?

Да, отвечает Дэвид.

Он встречает мой взгляд. Наши глаза – связующая нить, спасительный якорь. В глазах Дэвида я вижу, как обнимаю его. В моих он читает, что я люблю его.

Он встает.

Могу я попрощаться? – спрашиваю я.

Отец категоричен: Нет. Но мама кладет ладонь ему на запястье.

Они сталкиваются взглядами в коротком безмолвном сражении.

Мама заставляет отца подняться с дивана. Они оставляют нас.

Джунипер…

Я приникаю к нему, и он крепко меня обнимает,

крепко-крепко.

Я вплавляюсь в него, кожа в кожу, сердце в сердце.

Все хорошо, шепчет он. Все будет хорошо. Полный разрыв пережить легче, вот увидишь.

Просто… Я отстраняюсь от него. Я невольно думаю, что в большом, более интересном городе ты найдешь другую.

Исключено. Он убирает упавшие мне на лоб волосы. Ты единственная и неповторимая.

Ну, это ты пока так думаешь.

И моментально сожалею, что заставила его рассмеяться,

уже скучаю по его смеху.

Он целует меня в щеки, виски.

Я смотрю в его великодушные глаза и вижу все.

Мы непременно снова увидимся, говорит он.

Знаю.

И он идет в холл.

И холл заглатывает Дэвида с каждым его шагом.

В дверях он на мгновение останавливается –

силуэт в черном пальто в сиянии золотистого света, что горит на крыльце.

Взлохмаченные волосы, четкий профиль, исчезающие глаза.

Я вскидываю ладонь.

Дверь закрывается –

Щелчок полного разрыва.

Я покачиваюсь, ожидая, что вот-вот расклеюсь.

Ничего подобного.

Руки не трясутся. Голова ясная. Глаза сухие.

И я начинаю думать, что мне –

каким-то чудом –

удастся не сломаться.

Что на этот раз я выдержу.

Клэр Ломбарди

В полшестого утра звонок в дверь.

– Я открою, – кричу я в коридор.

Грейс благодарит меня из глубины своей комнаты.

Я сбегаю вниз, перескакивая сразу через две ступеньки. Увидев, кто за стеклянной дверью, я останавливаюсь как вкопанная у подножия лестницы.

Это Лукас. В ту же секунду, как вижу его лицо, понимаю: он знает.