7 способов соврать - [59]

Напряженная атмосфера разрядилась.

– Как смогла, так и сравнила, и, по-моему, в самую точку.

Джунипер убирает волосы за уши:

– Ладно. Так значит. Я… как вы узнали?

– Твой телефон зазвонил, я ответила. Только произнесла «алло», и его понесло. «Слава богу, я так волновался», – все твердил и твердил он. – Я кусаю губу. – Остальные ребята тоже находились со мной в комнате. Мне, конечно, следовало выйти, когда я узнала его голос. Прости.

– Не извиняйся. Ты не обязана была знать, как нужно реагировать. – Лицо у Джунипер пепельное. – И?.. В школу уже сообщили?

– Мы хотели, но Валентин отговорил, воззвав к нашему здравомыслию.

На лице Джунипер мгновенно отразилось столь несказанное облегчение, что у меня будто камень с души свалился.

– Слава богу, – произносит она. – Я была уверена, что кто-нибудь донесет.

– Валентин взял с нас слово, что сначала мы с тобой поговорим.

– Непременно его поблагодарю, – обещает она. – Нельзя допустить, чтобы у Дэвида из-за этого возникли неприятности.

– У Дэвида, – повторяю я, произнося имя учителя как нечто чужеродное. – У Дэвида? Прости, Джуни, до того странно, никак не свыкнусь с этой мыслью.

Джунипер довольно смеется. Мы обе ненадолго веселеем, но, как только ее смех стихает, настроение меняется: мы снова серьезны.

– Как это произошло? – спрашиваю я. – Ты ведь даже не в его классе.

– Помнишь, летом я работала в «Джава Джамбори»?

– Конечно. Благословенные недели бесплатного латте.

– В июне он приходил в кафе каждый божий день всю неделю. По его словам, все никак не мог набраться смелости, чтобы заговорить со мной. – Кажется, что Джуни пытается подавить улыбку, отчего ее глаза сияют. – Он только переехал сюда и на пятый день заказал какой-то до идиотизма навороченный кофе, а потом подошел ко мне. Я спросила: «Вам что-то не понравилось?». А он: «Нет, просто хотел поделиться радостью: я наконец-то нашел лучшую кофейню в городе, где кофе готовит самый красивый бариста».

– Так и сказал?

– Да, – сухим тоном подтверждает Джунипер. – Едва выдавил, запинаясь. Вроде театром увлекается, а реплику получше не мог придумать. – Она вздыхает. – В общем, он ведь работает с этого учебного года, а тогда я и не знала, что он учитель. То есть мы, конечно, догадывались, что у нас есть разница в возрасте, но я старательно уходила от этой темы. А когда он все-таки сказал мне, где работает, у меня сдали нервы. Я заперлась в своей машине. Не могла… – ее голос стихает.

Подруга потирает предплечья. На сгибе локтя, рядом с тем местом, где осталась отметина от иголки капельницы, у Джунипер наклеена полоска пластыря. Я жду, не желая давить на нее.

– В общем, – продолжает она, – начался учебный год. Я перевелась из его класса отличников в класс углубленки. В школе мы не встречались. Может, раза два-три. Нам просто не повезло, что кто-то нас увидел. Узнав, из-за чего устраивают собрание, он перестал со мной встречаться. – Ее голос дрожит. – И теперь мы… даже не знаю, кто мы с ним теперь.

Джунипер натягивает до плеч одеяло. Я сижу не шелохнувшись. Да и вряд ли сумела бы пошевелиться, если б захотела.

– Не знаю. – Она устремляет взгляд в зеркало, что висит над комодом. Бледная и осунувшаяся, она похожа на привидение. – Мне кажется, что это длится вечно, а не пять месяцев. Не то чтобы я все ото всех скрываю, я не могу без него. Любовь к нему – это как ровная… как музыка, звучащая где-то в отдалении. Постоянно. Порой она дарит радость, порой сводит с ума.

Джунипер хмурится, словно пытается осмыслить собственные слова.

– Знаешь, он ведь большая умница. Есть люди… они настолько масштабны, многогранны, что их невозможно охватить целиком. Вот он такой, и я поняла это сразу, с первой встречи. – Она распускает свой растрепанный «конский хвост», и ее белокурые волосы единой прядью падают ей на плечо. – Это странно, потому что я никогда не верила в… но бывает так: просто знаешь, и все.

Ее глаза блестят в свете лампы. Впервые я замечаю в их глубине всю силу ее душевного изнурения. Глядя на подругу, я сама готова заплакать.

Она умоляюще смотрит на меня:

– Нельзя, чтобы о нас узнали в школе, Оливия. Никого не интересует, что мы встречались за кофе как обычные люди; никого не интересует, что он порвал со мной. Никого не интересует, что мы даже не… – она прокашливается, – ну, ты понимаешь… не занимались сексом. Они услышат только одно – «роман учителя и ученицы». И его жизнь будет кончена.

Я кусаю губу. Мы дошли до вопроса, который я не хочу задавать, но должна задать в первую очередь.

– Прости, но… между вами ничего не было? Вообще ничего?

Джуни густо краснеет:

– По закону это допустимо. Но он считал, что не вправе переступать черту, и мы не переступали. Держались в строгих рамках.

Меня переполняет облегчение. Гарсия значительно вырос в моих глазах. Если бы он использовал ее, плевала бы я на обещание, данное Валентину, – сдала бы Гарсию глазом не моргнув. И если бы Джуни возненавидела меня за это, что ж… Для меня это был бы тяжелый удар, но ради ее спасения я пожертвовала бы нашей дружбой.

– Еще кто-нибудь знает? – спрашиваю я.

– Нет, даже родители. – Джунипер плотно сжимает тонкие губы. – Наверно, просто не замечали во мне перемен. Трудно сказать. Они всегда заняты и как-то легкомысленно ко мне относятся… и тем не менее… Что бы я ни натворила, они хоть бы слово сказали. Никаких последствий. Казалось бы, радоваться нужно, но ведь по большому счету такое безразличие – обидно. – Она вздыхает. – Нужно им сказать – знаю, что нужно. Сами они ничего не замечают, и, конечно, проще было бы промолчать. Но ведь рано или поздно глаза у них раскроются, и что тогда?