7 проз - [31]

Вот изгоняется смерд, всех прочих презренней, в Тартары.

Перед одиннадцатым он вслед за девятым идет.

Так в романе Персикова "Прорва" всячески обходится стороной очень важный для раскрытия идейного замысла произведения вопрос: сколько именно половых партнеров способен одновременно держать один из негласных персонажей. При этом, из тех глав романа, что написаны по-фински, нетрудно понять, что персонаж, отзывающийся во время эротических забав на имя Девятушка, не есть последний герой, тогда как слесарь Даниил, названный в интимном дневнике "мой рабочий одиннадцатый", придя на первое любовное свидание, застает на ложе только милый прах.

А тут еще проснулась дремавшая на Дзержинском бюсте ворона и ни к селу ни к городу гаркнула: "Никогда!" Архитектора передернуло. Ожидаемая Басинским последняя капля капнула и сточила камень. Архитектор стал кричать.

- В этом мраке псом воет моя нечистая совесть, - кричал Архитектор. Неужели вы не можете смотреть за мной иным способом, как через эту адскую птицу? - кричал Архитектор.

- С того самого дня, когда я подписал вашу дрянную бумажку о лояльности, когда в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой, задремал я над страницей фолианта одного, грезам странным отдавался, вдруг неясный стук раздался, будто кто-то постучался. А это ваша мерзкая тварь прилетела за бумажкой и с тех пор кружит возле меня. Раньше, когда шпионила старая мохнатая обезьяна, еще можно было стерпеть, но когда вы перешли на этих черных приспешниц сатаны... Хватит!

- Фонды... - робко попытался возразить Красухин.

- Но воскликнул Архитектор, вставая:

- Прочь отсюда, птица злая! Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной, удались же, дух упорный!

Архитектор хлопнул дверью и пошел собираться в Израиль. "В Израиле за вами таки приставят птицу Рух!" - крикнул ему вслед Красухин.

Ворона глумливо увязалась за Архитектором. Архитектор побежал. А бегать от ворон, как известно, не следует...

...Отцам предоставлен полный список числящихся за Архитектором "адресов". Некоторые из них кажутся отцам до боли знакомыми (это как раз адреса ГБ, горкома и Царь-Дома), но, право, не должен же генерал госбезопасности держать в башке такие мелочи, как свой домашний адрес. Вспомнить, что расположено на Гофмана, 13 и на Сирина, 6, никто не может. Красухин, чертыхнувшись, звонит в справочное, но телефонная барышня угрожающим тоном отвечает, что по этим адресам справки не выдаются. Следует стремительный запрос в свой собственный архив, стремительный ответ гласит, что запрошенные адреса засекречены и, чтобы получить доступ к этой информации, нужно разрешение за тридцатью тремя подписями от Красухина и Первого секретаря горкома Пьецуха до ключника Парщикова, которому как раз сейчас вырезают хронический аппендицит. Вся история с дешифровкой адресов остроумный намек на "теорию типов" Б. Рассела.

Выход наконец найден: молодой и смышленый оперативник командируется на улицу, чтобы установить соответствующие адресам объекты путем непосредственного наблюдения. Через два часа томительного ожидания оперативник приходит с пресловутыми пустыми руками: домов с такими адресами он не обнаружил (секрет прост: на секретные здания никаких табличек не вешали). Наконец осведомленный Лекух, которому надоела эта канитель, делает вид, что нашел в шкафу набор открыток с видами Энска. Теперь и дураку все понятно: на открытке с изображением Царь-Дома написано, что архитектор его Архитектор. Шок. Пара немых сцен.

- Да, - протянул Красухин, - как говаривал Джузеппе Баттиста:

Роскошные дома растут все выше,

Все больше заслоняя белый день,

Вот-вот Юпитер крикнет: "Эй, потише!"

Все выше... А зачем - подумать лень.

Порою царства гибнут ради крыши,

А что подарит крыша? Только тень...

Перевод, знаете ли, Солоновича. Что делать-то будем?

Единственный шанс отцов: уговорить Архитектора, чтобы он сам заявил о нежелании уезжать. Пообещать ему что-нибудь. Освободить какого-нибудь завалящего дессидента из старых, который от долгого пребывания в психушке окончательно сошел с ума и уже, в общем, не нуждается в лечебной помощи. Что-нибудь в этом роде...

В квартиру Архитектора снаряжается несколько делегаций. Сначала городской интеллигенции, потом общества охраны животных ("Подумайте, что станет с вашей собачкой", - видимо, цитата из "Набережной туманов"), потом школьные друзья (среди друзей - старушка, которую несут на носилках, один гэбэшник шепчет другому: "Это его первая любовь. Помнишь, в досье указано, что он в 193.. году как-то не ночевал дома?"). Делегации уходят ни с чем, сдавая оперативникам карманные диктофоны, а парализованная первая любовь даже выбегает своим ходом.

К Архитектору - уже не по гэбэшной, а по своей воле - приходит старый друг, собрат-зодчий, вместе с которым они были учениками того архитектора, гибель чьего Дома положила начало как нашей истории, так и вражде Басинского и Красухина. Старый друг помогал Архитектору строить в Энске в память об учителе жилое здание, как капля воды на каплю воды похожее на тот самый погибший Дом. Понятно, что это тот самый Дом, в котором живут энские власти. Соавтор, естественно, заинтересован в сохранении шедевра. Он пришел к Архитектору не только с коробочкой, в которой сидит специально испеченный для визита тортик, но и с целым ворохом аргументов, суть которых, впрочем, сводится к банальному "не уезжай!". Архитектор не очень склонен к дискуссиям: он сидит, хмурится и попивает красное вино.