69. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы - [39]

Нужно сказать, что Модест Чайковский даже не намекает на гомосексуальность своего приятеля в биографическом очерке, написанном в конце XIX века для собрания стихов поэта. Но это молчание выглядит довольно-таки двусмысленным. Порой самые абстрактные характеристики проливают на жизнь подлинного «голубого» света больше, чем любые откровенные письма, дневники и признания. Именно это подчеркнутое внимание Модеста на нескольких страницах короткого очерка к тому, что матушка Апухтина была для сына едва ли не единственной женщиной-подругой, откровенно говорит нам о том, что других женщин рядом с Апухтиным никогда не было. И, действительно, мы не найдем в истории ничего, кроме легенды о влюбленности поэта в певицу Александру Панаеву, муж который, Георгий Петрович Карцов, был приятелем и поклонником Апухтина. Несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, Карцов в последние годы жизни стал чуть ли не сиделкой для поэта, который из-за ожирения почти не мог передвигаться и едва вставал с дивана, чтобы сделать несколько шагов по комнате… Впрочем, вернемся к началу жизни поэта.

А в Императорском правоведческом училище он уже был поэтом. Стихи Алексей начал слагать с десяти лет. Придя в Императорское училище правоведения, он знал почти все из Пушкина и Лермонтова. Когда в 1852 году матушка отвезла его в подготовительный класс, он с легкостью выдержал экзамены в низший VII класс весной 1853-го, а осенью, перешагнув один год, сразу же сдал экзамены в VI класс.

В училище талантливый юноша пользовался покровительством директора, бывшего полицмейстера А. П. Языкова, известного своими жесткими порядками. Но за пять лет в училище всеобщий «баловень» Апухтин не получил ни одной оплеухи, не говоря уже о розгах – самом «популярном» средстве внушения добрых нравов воспитанникам во времена Языкова.

Напротив, в свободное от занятий время Языков поселял его в своей личной квартире, дабы Алеша Апухтин мог спокойно творить первые свои шедевры. В эти же годы тринадцатилетнему мальчику пишет письма сам принц Петр Георгиевич Ольденбургский – он внимательно следит за творчеством юного пиита. Языков хлопочет и о первых публикациях Апухтина. В 1854 году (Апухтину едва исполнилось четырнадцать) сразу три его стихотворения появились в газете «Русский Инвалид». …Этот отсвет баловня – первого во всем – будет сопутствовать Апухтину и в жизни: «Баловнем людей он начал жить, баловнем сошел и в могилу» (Модест Чайковский).

Биограф Петра Чайковского Энтони Холден, основываясь на воспоминаниях современников, отмечает, что подростком Алексей Апухтин чувствовал себя сформировавшимся гомосексуалом. «Даже в ранней юности, среди гомоэротических забав своих сверстников, Апухтин не скрывал того, что его собственные сексуальные пристрастия не были лишь опытами переходного возраста».

В дни экзаменов в 1859 году скончалась мать Алексея. Тем не менее, Апухтин выходит из училища с золотой медалью и поступает на службу в департамент Министерства юстиции. Он как будто не замечает своих обязанностей чиновника. Начинает активную светскую жизнь (пока позволяет здоровье), посещает литературные салоны того времени, балы и рестораны. В этом же году состоялась его литературная премьера в «Современнике» с «Деревенскими очерками». Но что для Апухтина «Современник» – который обеспечил едва ли не всем своим авторам место в истории русской литературы?..

После окончания училища Апухтин и Петр Чайковский остаются более чем близкими друзьями. Они привыкли проводить лето вместе. А если разлучались по обстоятельствам, то у Апухтина непременно рождались строки, адресованные приятелю. Вот, например, стихотворение «Дорогой» с посвящением Петру Чайковскому. Именно от слова «дорога» – путь; некоторые, впрочем, любят произносить его название как прилагательное «дорогой» – бесценный друг. Написано летом 1856 года. Кстати, Модест Чайковский почему-то не включил этот текст в «свое» издание «Сочинений Апухтина».

Стихотворение, очевидно, – один из многочисленных экспромтов, которые во множестве рождались в сознании поэта, не любившего записывать стихи – то ли из-за лености, то ли из-за откровенно пренебрежительного отношения к писательскому ремеслу.

Сердце жадно волей дышит.

Негой грудь полна,

И под мерное качанье

Блещущей ладьи

Мы молчим, тая дыханье

В сладком забытьи…

Это Апухтин пишет о ночных прогулках с Петром в Петербурге: «…Точно, помнишь, мы с тобою // Едем по Неве…»

Или вот «Ответ анониму». Речь идет о «светлых идеалах», которые «грубый клеветник» порочит в послании безымянном. Но оказывается, что порочит он любовь – уж не любовь ли Чайковского и Апухтина?.. «…Я ту любовь купил ценой таких страданий, // Что не отдам ее за мертвенный покой…»

В 1857-м, когда «сердечная дружба» еще не превратится в воспоминания, не будет разрушена размолвками и расстояниями, во время летних каникул Апухтин пишет шуточное послание Петру, в котором есть такие игривые строки…

Но как друзей своих, наперекор судьбе,

Он помнит вечно и тоскует,

За макаронами мечтает о тебе,

А за «безе» тебя целует…

И, наконец, в конце 1880-х Алексей Апухтин откровенно назовет Петра Чайковского «доминантой в аккордах юности» своей.