64-клеточный дурдом - [8]

— Чтобы все были уверены — здесь без подвоха, — сказал он и добавил: — Это, кроме того, означает, что на каждом ходе Машина теряет несколько секунд — с момента, когда Грабо бабахает по часам, и до того, как Вандерхоф известит об этом Машину.

Сандра понимающе кивнула. "Шахматисты делают все, чтобы как можно больше осложнить игру Машины", — заключила она, чувствуя, как в ней пробуждается искорка симпатии к компьютеру.

Вдруг послышался едва уловимый шум в устройстве, соединяющем Машину с часами на столике Грабо, и затем — слабый щелчок, но для Грабо он прозвучал, как пистолетный выстрел.

Одновременно на большой электронной доске над Машиной красная фигура с башенкой наверху (как сообщили Сандре — одна из ладей Машины) переместилась на четыре клетки по горизонтали. Один из распорядителей, стоявший рядом с д-ром Вандерхофом, подошел к столику Габо и осторожно передвинул соответствующую фигуру на его доске. Поначалу Грабо вскинулся, будто собираясь на что-то жаловаться, но потом, очевидно, передумал и, энергично растирая виски, погрузился в тягостные размышления.

Внезапно Машина бешено замигала всеми своими лампочками. Грабо выпрямился с возмущенным видом, но снова сдержался. Наконец он сделал ход пешкой и хлопнул по часам. Тут же д-р Вандерхоф слегка небрежно передвинул четыре рычажка, и ход Грабо обозначился на электронной доске.

Грабо вскочил, подошел к красному бархатному шнуру и, оживленно жестикулируя, стал что-то говорить Вандерхофу.

Услышать его на таком расстоянии было невозможно. Грабо размахивал руками, а лицо Вандерхофа становилось все пунцовее. В конце концов последний обернулся к Саймону Грейту и, все же колеблясь, что-то ему сказал. Грейт, услужливо улыбнувшись, быстро поднялся и в свою очередь завел разговор с техниками, которые, не мешкая, принесли откуда-то несколько больших ширм и развернули их перед Машиной, закрыв таким образом мигавшие огоньки.

"Заставляют Машину играть вслепую", — мелькнуло в голове у Сандры.

Дэйв хмыкнул:

— Это происходит уже во второй раз. Видать, эти мигающие огоньки раздражают Грабо. Но потом его будет бесить их отсутствие. Вот подождите и сами увидите.

— Машина обладает таинственной сил-ил-лой… — снова продекламировала Джуди.

— Тебе бы только болтать, — огрызнулся Дэйв. — Разве ты не знаешь, что Вилли Энглер одолжил в Бруклине Дьявольский Глаз Байксел, чтобы сглазить Машину? Факт.

— … неведомой простым смертным из плоти и крови сил-ил-лой…

— Закрой рот! — прошипел Дэйв. — Ты таки добилась своего — сюда идет старый Орлиный Глаз. Запомни, вас двоих я не знаю. Я здесь с этой леди.

Грабо испытывал настоящие муки. Его комбинация, несомненно, вела к победе, и он знал это. Машина контратаковала, но совершенно бессистемно, в стиле Фрэнка Маршалла: усложняя позицию и надеясь на случайную аферу. Грабо знал: все, что ему сейчас нужно, — это сохранить спокойствие и ни в коем случае не ошибиться, например, не отдать задаром ферзя, как это случилось в Брюсселе в партии со стариной Вандерхофом, быть повнимательнее и не пропустить возможность поставить мат в два хода, как в матче с Шеревским в Тель-Авиве. Воспоминания об этих невыносимо горьких моментах (и еще о доброй дюжине подобных) острой болью пронзали его мозг. Проживи он тысячу лет, и тогда не смог бы забыть их.

В десятый раз за последние две минуты он посмотрел на часы. На пять ходов оставалось пятнадцать минут. Время не поджимает, об этом ему надо помнить. Он не должен делать ходы сгоряча, не должен позволять своей руке предательски схватить фигуру, прежде чем на это поступит команда от руководящей головы.

Первый приз турнира означал несказанное богатство — хватит еще на двадцать с лишним турниров, чтобы оплатить проезд и проживание в гостинице. Но самое главное — утвердить перед всем миром свое истинное превосходство, а не добавлять очки к репутации угасающего мастера. "Бела Грабо — блестящий шахматист, но играет очень неровно…" Возможно, это последний его шанс.

О небеса! Когда же, наконец, Машина сделает свой ход? Ведь наверняка прошло уже больше четырех минут! Но взгляд на часы убеждал, что не истекло и половины этого времени. Пожалуй, он был неправ, снова попросив принести ширму. Лучше уж самому видеть эти чертовы лампочки, нежели пытаться представить, как они там мигают.

Если бы только можно было играть в шахматы в межгалактическом пространстве, в черном космосе одиночества и мыслей! Но и там необходимо физическое присутствие соперника с манерой игры, которая не действовала бы на нервы: Ласкер с его непременной сигарой, Капабланка при своем красном галстуке, Нимцович с его нервными подергиваниями (очень похожими на подергивания самого Белы Грабо, хотя он и не мог этого видеть). И вот, пожалуйста, — жуткий, мигающий, смрадный, управляемый ударами по кнопкам металлический монстр!

Получалось, что его позвали играть сразу с двумя соперниками — Машиной и Саймоном Грейтом, своеобразной консультирующей друг друга командой. А это нечестно!

Машина хлопнула по кнопке часов, и ее ферзь перенесся на другой конец электронной доски. Для Грабо это было подобно взрыву.