55 книг для искусствоведа. Главные идеи в истории искусств - [4]
Биографический метод
И все-таки Вазари, прежде всего, практик, его волнуют не только сюжеты, он искренне интересуется творческим наследием, дополняя биографию подобием каталога работ, ему знакома художественная кухня, и он то и дело пускается в пространные описания работ. В этой практической составляющей и кроется секрет успеха «Жизнеописаний». Дело в том, что Вазари не просто составляет сборник рассказов о жизни величайших художников эпохи. Автор впервые применяет стилистический анализ художественного произведения как метод художественной критики и способ научного исследования для атрибуции и объяснения эволюции манеры – как отдельных авторов, так и целых поколений. Суть предложенного им биографического метода изучения искусства – в синкретичном понимании жизни и творчества: жизнь есть продолжение творчества, а творчество есть продолжение жизни. Этот способ актуален до настоящего времени, поскольку многие действительно так живут и творят не только в материале, но и свою жизнь – как произведение искусства. Биографический метод – это такой способ прочтения художественного произведения через личность автора, когда индивидуальная судьба художника становится ключом к интерпретации его творений. Метод жизнеописания был не просто первым, предложенным Вазари для изучения искусства, вплоть до XVIII века он оставался единственным.
Еще одним новаторским достижением Вазари была его попытка впервые осмыслить эволюцию сменяющих друг друга художественных форм. Собирая истории, он понимает, что одних хронологических, географических и социологических факторов не достаточно для осмысления художественного процесса, есть нечто большее, причем специфически художественное, и этой спецификой он называет манеру – индивидуальный стиль мастера или целой плеяды мастеров одного времени. Здесь вновь приходит на помощь стилистический анализ, позволяя выявить характерные признаки одной манеры и понять сущность процесса перехода от одной манеры к другой.
Три возраста искусства
В «Жизнеописаниях» Вазари впервые использует сам термин «Возрождение», определяющий эпоху. Для Джорджо, как и для его современников-гуманистов, Античность была образцом прекрасного, живого, правдивого искусства, образцом эстетики и реализма. Но этот образец не был чем-то недостижимым; наоборот, пережив упадок Средневековья и сохранив крупицы идеала, итальянские художники шаг за шагом вновь обрели прекрасный стиль античного искусства, что видно на примере великих творений современников. Термин «Возрождение» Вазари использует как для обозначения вновь возникающего интереса к реалистичному изображению окружающего мира, так и для возвращения к идеалам Античности. Причем обе интерпретации для него равнозначны и неразделимы. В свою очередь, он прекрасно видит эволюцию от начала эпохи, робких попыток писать одновременно правдиво и прекрасно у Чимабуэ и Джотто, до пика и расцвета в творчестве Леонардо, Рафаэля и «божественного» Микеланджело.
Вазари сравнивает развитие творческого метода со становлением человеческой личности. Он подмечает, как шаг за шагом художники интуитивно и робко осваивают вновь возродившееся чувство прекрасного через интерес к реалистичному воспроизведению мира, это «младенческий» период, представленный современниками Джотто. Затем он выделяет художников, которые нащупывают и создают правила реалистического творческого метода, – «юность». Сюда он относит мастеров-новаторов XV века, установивших законы перспективы и пропорций, изучивших анатомию человека, проникших в суть светотеневой моделировки фигур в пространстве, во главе с Брунеллески, Донателло, Мазаччо. Финальный период «зрелости» представлен у Вазари гениями современной ему эпохи: Микеланджело, Рафаэлем и Леонардо да Винчи, обладающими свободной манерой, возвышающейся над любыми правилами. Проводя аналогию с Античностью, которая также пережила периоды расцвета, зрелости и упадка, в конце своего фундаментального труда мастер предостерегает о возможности кризиса в искусстве. Таким образом, его труд становится еще и провидческим, ведь после 1530 года великое искусство Возрождения переживает кризис маньеризма.
Феномен Джорджо Вазари и его поистине знаменитой книги состоит в сплаве литературного таланта, практических знаний художника и аналитических наблюдений ученого. Вазари бесконечно критикуют за неточности и художественный вымысел в биографиях художников, которые опровергаются документальными исследованиями, но благодаря этому герои его жизнеописаний остаются живыми: Чимабуэ – высокомерным, Мазаччо – добрым, но до смешного рассеянным, а Учелло – одержимым перспективой. Эти милые, пусть и вымышленные подробности вкупе с примерами описания и стилистического анализа лучших произведений эпохи делают труд Вазари краеугольным камнем искусствоведческой науки и популярным чтивом среди любителей искусства.
Биография
В своем сборнике новелл о жизни художников Вазари оставляет и собственное жизнеописание, предполагая войти в историю искусства как один из великих гениев эпохи. Джорджо Вазари родился 30 июля 1511 года в Ареццо и был старшим ребенком в семье гончара. С 11 лет начинает работать и зарабатывать как ученик витражиста. Его талант быстро становится заметен, и мальчика отправляют во Флоренцию, где он в 1524 году поступает в ученики к Андреа дель Сарто. В мастерской художника он получает блестящее образование не только как живописец, уроки скульптуры и архитектуры ученикам дель Сарто давал сам великий Микеланджело. Так еще в юности Вазари окунулся в самую гущу художественных событий величайшей эпохи.
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.
От автора Окончив в 1959 году ГИТИС как ученица доктора искусствоведческих наук, профессора Бориса Владимировича Алперса, я поступила редактором в Репертуарный отдел «Союзгосцирка», где работала до 1964 года. В том же году была переведена на должность инспектора в Управление театров Министерства культуры СССР, где и вела свой дневник, а с 1973 по 1988 год в «Союзконцерте» занималась планированием гастролей театров по стране и их творческих отчетов в Москве. И мне бы не хотелось, чтобы читатель моего «Дневника» подумал, что я противопоставляю себя основным его персонажам. Я тоже была «винтиком» бюрократической машины и до сих пор не решила для себя — полезным или вредным. Может быть, полезным результатом моего пребывания в этом качестве и является этот «Дневник», отразивший в какой-то степени не только театральную атмосферу, но и приметы конца «оттепели» и перехода к закручиванию идеологических гаек.
Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца.
Наркотизирующий мир буржуазного телевидения при всей своей кажущейся пестроте и хаотичности строится по определенной, хорошо продуманной системе, фундаментом которой является совокупность и сочетание определенных идеологических мифов. Утвердившись в прессе, в бульварной литературе, в радио- и кинопродукции, они нашли затем свое воплощение и на телеэкране.
В течение первых десятилетий нашего века всего несколько человек преобразили лик мира. Подобно Чаплину в кино, Джойсу в литературе, Фрейду в психологии и Эйнштейну в науке, Пикассо произвел в живописи революцию, ниспровергнув все привычные точки зрения (сокрушая при этом и свои взгляды, если они становились ему помехой). Его роднило с этими новаторами сознание фундаментального различия между предметом и его изображением, из-за которого стало неприемлемым применение языка простого отражения реальности.
Леонид Иванович Соломаткин. Жизнь и творчество: Моногр. / С приложением научн. каталога живописи, произведений Л. И. Соломаткина, сост. Е. В. Нестеровой и С. В. Римской-Корсаковой. — СПб.: Аксиома, Алетейя, 1997,- 184 с., ил. (Библиотека искусствоведа. Новые исследования) Леонид Соломаткин — уникальная фигура в русском искусстве второй половины XIX века, без привнесенного им в русский жанр элемента иронии, без только ему присущего синтеза трагического и романтического переживания действительности картина отечественной жанровой живописи была бы явно неполной.