52 причины моей ненависти к отцу - [13]

— Сколько тебе там? Семнадцать?

— Двадцать, — говорит он, обороняясь. — Но это не важно.

— Слушай, — говорю я, вливая в свой голос притворную доброту, — ты здесь новенький. Уверена, у тебя не было шанса должным образом… все изучить и все такое, но если ты не дашь мне пройти, я добьюсь твоего увольнения.

Он не двигается. Собственно, даже не моргает. Просто продолжает стоять там, мраморной статуей блокируя дверь в кабинет моего отца.

— Я сказал вам, — настаивает он на своем, — у вашего отца важный телефонный разговор, и он настаивал, чтобы его никто не беспокоил… никто.

Боже, что с людьми сегодня? Все позабывали, кто я? Кто мой отец? Сколько у меня власти? Словно весь мир получил временную амнезию, и внезапно я стала никем, о которого все вытирают ноги.

— Если ты меня не пропустишь, — требую я сквозь сжатые зубы, — клянусь, я вырублю тебя.

— А если ты не развернешься и не уйдешь ждать в приемную, как любой другой человек, я вызову охрану.

На эти слова я вынуждена захихикать, вот настолько они абсурдны.

— Господи Боже, ты настоящий тормоз. — Я ставлю Холли на пол у своих ног и упираю руки в бедра. — Охрана ничего не сможет мне сделать. Я Лексингтон Ларраби! — Последнюю часть я кричу достаточно громко, что услышат все в радиусе двух миль. Я наполовину надеюсь, что кто-нибудь придет мне на помощь. Что кто-либо с ресепшена, или бухгалтер, или вообще кто-нибудь выскочит из своего офиса и скажет этому придурку, что он сейчас ступает по тонкому льду. Но открывается лишь дверь позади него, и внезапно мой отец стоит передо мной.

— Что здесь происходит? — рявкает он.

— Папочка! — восклицаю я, грубо отталкивая надоедливого привратника, и забрасываю свои руки на шею отцу. Я торопливо перехожу к мягкому, мелодичному голосу. — Слава Богу, ты вышел. Я просто хотела поговорить с тобой, а этот идиот меня не пускал.

Тело отца застывает под моими объятиями, и он тянется и расцепляет мои руки.

— Люк мой новый стажер. Я сказал ему, чтобы меня никто не беспокоил. — Он с благодарностью кивает парню за мной и потом смотрит на меня со знакомым выражением лица. — По крайней мере, хоть кто-то может следовать простым указаниям.

Я повернула голову достаточно быстро, чтобы заметить тошнотворно самодовольное выражение лица Люка.

Я убью этого парня.

Ну, как только закончу здесь.

— Чего ты хочешь? — многозначительно спрашивает мой отец.

Я глубоко вдыхаю и понижаю голос.

— Мне правда нужно поговорить с тобой. Можем мы пройти в твой кабинет?

Он качает головой.

— Я опаздываю на встречу.

— Но…

— Я не передумаю, Лексингтон, — отвечает отец, очевидно, догадавшись о причине моего неожиданного визита. — Ты пойдешь на те пятьдесят две работы, что я выбрал для тебя, и завершишь каждую из них к моему удовлетворению, иначе твой трастовый фонд будет перераспределен.

Он начинает уходить. Я срываюсь, чтобы догнать его. Холли следует за мной по пятам.

— Но, папочка, — снова пытаюсь я.

— Прости, Лексингтон. Но ничего не поделаешь.

— Но это не честно! — кричу я, не обращая внимания, что около дюжины человек высунули свои головы из офисов, чтобы увидеть, что происходит. — Купер ничего не делал ради своих денег. Или Эр Джей! Или Хадсон и Харрисон! Это абсолютный сексизм!

Мой отец внезапно замирает и оборачивается ко мне, на его лице замирает очень неприятное выражение.

О'кей, возможно, замечание о сексизме было лишним.

— Думаешь, это из-за пола? — рычит он тем низким, злобным тоном, что возвращает меня в кошмары детства. — Думаешь, я делаю это из-за того, что ты девушка? Во всяком случае, я дал тебе больше свободы, больше преимуществ, больше снисхождения, чем любому из твоих братьев. И теперь я могу увидеть, что это было колоссальной ошибкой, потому что ты не воспользовалась ничем из этого, проведя жизнь с ненасытностью и неблагодарностью. И вплоть до последних нескольких дней я понятия не имел, как это прекратить. Это моя последняя надежда на тебя, Лексингтон. Моя последняя возможность привести тебя в чувство. Внушить тебе немного чувства ценности. Немного человечности.

Я чувствую слезы, набирающиеся в моих глазах, но, несколько раз быстро моргнув, загоняю их обратно. Как делала всегда. Я не позволяю отцу видеть меня плачущей с восьми лет, когда он сказал мне, что на Рождество он улетает в Гонконг и его не будет. И я определенно не собираюсь начинать сейчас.

— Я не буду этого делать, — клянусь я, но мой голос надламывается.

— Это не вопрос выбора, Лексингтон.

— Ты не можешь заставить меня! — заявляю я, чувствуя себя много увереннее. — Я уеду. Сбегу. У меня с друзьями есть планы, понимаешь? Мне есть куда уйти. Я не обязана оставаться здесь и играть в лагерь бедности с кучей низких зарплат, имея законченное среднее образование.

Лицо моего отца напоминает чистый лист, но он наклоняется ко мне — достаточно близко, что я могу почувствовать его дыхание на своем лбу. От этой близости мои внутренности переворачиваются, так что я инстинктивно делаю шаг назад.

— Ты сделаешь это, — зловеще обещает он. — В противном случае ты потеряешь все.

И после этого мой отец разворачивается и продолжает свой путь по коридору, исчезая в конференц-зале, и двери закрываются за ним.